Сибирская жуть - Буровский Андрей Михайлович

Ладно, не будем отвлекаться. Наш отряд тогда, как говорят геологи, стоял на крохотной таежной речушке, у склона огромной, километров десять в диаметре, горушки, сплошь заросшей лесом. По другую сторону сопки – деревня, а километрах в пяти от нее – мы. Из деревни к лагерю вели две дороги, из космоса смотревшиеся, надо полагать, огромными полукружьями. По какой ни пойдешь от нас – придешь в деревню. По какой ни пойдешь от деревни… ну, соответственно.

Место это, как в первый же день выяснилось, было медвежьей территорией. Медведь – зверь оседлый, отмечает себе строго определенную территорию, на ней и изволит проживать. Этакое крохотное феодальное владение. Другим медведям внутрь помеченного пространства заходить не рекомендуется – будет хреново. Людям, в общем, проще. Соизволят допускать-с.

Медведь местный, как потом выяснилось, был этаким наследственным хозяином. Поколение, кажется, четвертое. И папаша его, и дедушка обитали в этих самых местах. С деревенскими поддерживался своего рода нейтралитет – медведь, тварь умная, в селе не пакостничал, коров, во множестве шлявшихся по тайге, никогда не трогал, а селяне, в свою очередь, воздерживались от актов вооруженной агрессии по отношению к династии топтыгиных. И всем было удобно, всем было хорошо.

В первый день, когда мы только прибыли и разбили палатки, мишка, естественно, возмутился. Дня три бродил где-то на вершине горы и орал средь бела дня, что твой Змей Горыныч – пугал и выпроваживал, авось да уберемся. Мы, конечно, и не подумали – рабочие планы Министерства геологии составляются без учета медвежьих эмоций. Медведь тем временем присмотрелся, сообразил, что ружей ни у кого из нагрянувших не имеется, охотиться они не собираются (такие вещи эта зверюга просекает четко), занимаются какими-то своими неопасными делами, а посему – черт с ними. Последующие три месяца, которые мы там прожили, мохнатый вообще не давал о себе знать, сосуществуя с нами настолько незаметно, что, если не знать о нем заранее, можно подумать, будто его там и нет.

Ну, это лирика… Итак, мы стояли на речушке. Два-три деревянных барака, оставшихся от каких-то предшественников, полдюжины палаток, пять-шесть молодых специалистов обоего пола с новенькими дипломами о высшем и среднем специальном образовании, два десятка нас, то бишь работяг. В общем, лагерь этот описан в романе «Охота на пиранью» – именно так он, должно быть, и выглядел, покинутый нами по окончании работ.

Пора о необыкновенном. Так вот… В тайге, надобно вам знать, скучновато, если ты не шатаешься по ней идиотом-туристом, а обосновался на все лето работать от зари и дотемна. Небольшая прогалина, самодельный мостик над речушкой, а вокруг – сплошная стена тайги. Скука. Поэтому, когда время от времени из города приезжала наша машина, обычно ближе к вечеру, весь народ заранее вылезал из палаток, едва заслышав в паре сотен метров урчание мотора.

Вот и тогда – вылезли. Скопились. Узкая дорога в одну раздолбанную колею, где с трудом протиснется одна машина, да и то задевая бортами ветки, просматривалась метров на сто, а далее резко поворачивала вправо, так что полагаться приходилось исключительно на слух. Все человек двадцать пять прекрасно слышали, как совсем близко натужно надрывается мотор, как скрежещет старенькая коробка передач. Совсем близко, под самым носом, за поворотом. Вот-вот появится…

Не появилась. Мало того, мотор замолчал и больше уже не работал. Полагая, что наш старенький ГАЗ-51 накрылся медным тазом буквально в паре сотен метров от лагеря – а иного вывода на основе всеми слышанных звуков и нельзя было сделать, – самые нетерпеливые двинули навстречу. И не обнаружили за поворотом никакой машины. Недоуменно матерясь, прошагали в сторону деревни еще не менее километра – но и там никакой машины.

В тот день она так и не появилась, прибыла только через сутки. Такие дела. Если кто-то не понял, поясняю: дорога, соединявшая деревню с лагерем, представляла собой стиснутую тайгой пятикилометровую колею без каких бы то ни было ответвлений, поворотов, съездов и обочин. Выехав из деревни, можно попасть только в лагерь. Выехав из лагеря, можно попасть только в деревню. Развернуться на этой дороге было физически невозможно – для любой гражданской машины, я имею в виду. Танк, конечно, смог бы, но откуда там взяться танку…

Естественно, имела место некоторая оторопь. С одной стороны, чуть ли не тридцать человек прекрасно слышали, как совсем рядом, ну метрах в двухстах самое дальнее, переваливается по буграм, завывает стареньким мотором машина. С другой стороны, пойдя на звук, обнаруживали полное отсутствие каких бы то ни было транспортных средств с двигателем внутреннего сгорания. Ребус, а?