Способный ученик - Кинг Стивен

     Дверь приостановилась.  Мешки  под  глазами  на  землисто-сером  лице казались складками на съежившемся воздушном шаре, висящем в просвете. Тодд улыбался.

     -  Из  Патэна  вы  бежали  перед  приходом  русских.   Добрались   до Буэнос-Айреса.  Говорят,  там  вы  разбогатели,  вкладывая  вывезенное  из Германии  золото  в  торговлю  наркотиками.  Неважно.  С  пятидесятого  по пятьдесят второй вы жили в Мехико. А потом...

     - Мальчик, у тебя не все дома. -  Скрюченный  артритом  палец  описал несколько кругов у виска. Но при этом слишком уж явно задрожали губы.

     - Что было с пятьдесят второго по пятьдесят  восьмой  -  не  знаю,  - продолжал Тодд с еще более лучезарной улыбкой. - Никто, я думаю, не знает, во всяком случае, ни слова не просочилось. Но перед тем как власть на Кубе захватил Кастро, вас обнаружили в Гаване, вы работали консьержем в большом отеле. Вас потеряли из виду, когда повстанцы вошли в город.  В  шестьдесят пятом вы вынырнули в Западном Берлине. И там вас чуть не взяли за жабры. - Последнее слово у него прозвучало особенно сочно. При этом пальцы  сжались в  кулаки.  Взгляд  Дюссандера  невольно  упал  на  его  руки,  подвижные, сноровистые, руки  американского  мальчишки,  созданные,  чтобы  мастерить гоночные лодки из мыльниц и  модели  кораблей.  Тодд  отдал  дань  тому  и другому. Всего год назад они с отцом построили модель "Титаника". На это у них ушло четыре месяца, модель и по сей день стоит в отцовском кабинете.

     - Я не знаю, о чем ты,  -  сказал  Дюссандер.  Без  вставной  челюсти вместо слов во рту у него получалась  каша,  и  это  не  нравилось  Тодду. Выходило  как-то...  неубедительно,  что  ли.  Полковник  Клинк  в  фильме "Молодчики Хогана" и тот больше походил на нациста, чем  Дюссандер.  Но  в свое время этот тип выглядел, конечно, будь спок. В статье, напечатанной в журнале "Менз экшн", автор назвал его "Упырь из Патэна". - Убирайся-ка  ты лучше подобру-поздорову. Пока я не позвонил в полицию.

     - А что, и позвоните, мистер Дюссандер. Герр Дюссандер, если вам  так больше нравится. - Улыбка не сходила с его губ, обнажая великолепные зубы, по которым три раза в день проходилась зубная  щетка  и  паста  с  богатым содержанием фтора. - После шестьдесят пятого вас  уже  никто  не  видел... только я, когда два месяца назад узнал вас в городском автобусе.

     - Да ты помешанный.

     - Так что если хотите позвонить в  полицию,  -  продолжал  с  улыбкой Тодд, - валяйте. Я подожду на крыльце. Но если вам не к спеху,  то  почему бы мне не войти? Посидим, поговорим.

     Несмотря ни на что, в голове Тодда  шевелился  червячок  сомнения.  А вдруг ошибка? Это тебе не упражнение в учебнике. Это настоящее. Вот почему он почувствовал огромную радость (лёгкую радость, как он уточнит для  себя позднее), когда Дюссандер сказал:

     - Ты, конечно, можешь зайти на минутку. Просто я  не  хочу,  чтобы  у тебя были неприятности, понятно?

     -  Еще  бы,  мистер  Дюссандер,  -  сказал  Тодд,  переступая  порог. Дюссандер закрыл за ним дверь, словно отрезав утро.

     В доме пахло затхлостью и спиртным. Такие запахи иногда держались  по утрам и у них дома, после  вечеринки  накануне,  пока  мама  не  открывала настежь окна. Правда, тут было похуже. Тут  запахи  въелись  и  все  собой пропитали. Запахи алкоголя, подгоревшего масла, пота, старой одежды и  еще лекарств - ментола и, кажется, валерьянки. В прихожей темнотища,  и  рядом этот Дюссандер - втянул голову в ворот,  этакий  гриф-стервятник,  ждущий, когда раненое животное  испустит  дух.  Сейчас,  невзирая  на  двухдневную щетину и обвислую дряблую кожу, Тодд явственно увидел перед собой  офицера в черной эсэсовской форме; на улице, при  дневном  свете,  воображение  не бывало столь услужливым. Страх, точно ланцет, полоснул  Тодда  по  животу. Лёгкий страх, поправится он позднее.

     - Имейте в виду, если со мной что-нибудь случится...

     Дюссандер презрительно отмахнулся  и  прошаркал  мимо  него  в  своих шлепанцах, как бы приглашая за собой в гостиную.  Тодд  почувствовал,  как кровь прихлынула к щекам. Улыбка увяла. Он последовал за стариком.

     И вот еще одно разочарование, которого, впрочем,  следовало  ожидать. Ни тебе писанного маслом портрета Гитлера с упавшей челкой  и  неотступным взглядом. Ни тебе боевых медалей под стеклом, ни почетного меча на  стене, ни "люгера" или "Вальтера" ни  камине  (и  самого-то  камина,  сказать  по правде, не было). Все правильно, что он, псих, что  ли,  выставлять  такие вещи на обозрение. Тодд не мог внутренне согласиться с этим резоном, и все же трудно было вот так сразу выкинуть из головы то,  чем  тебя  пичкали  в кино и по телевизору. Он стоял в гостиной одинокого старика,  живущего  на худосочную  пенсию.  Допотопный  "ящик"  с  комнатной  антенной  -   концы металлических  рожек  обмотаны  фольгой  для  лучшего  приема.   На   полу облысевший серый коврик. На стене, вместо портрета Гитлера,  свидетельство о гражданстве, в рамке, и фотография женщины в чудной шляпке.

     - Моя жена, - с чувством произнес Дюссандер. - Она умерла в пятьдесят пятом... легкие. Не знаю, как я пережил это.

     К Тодду вернулась его улыбка. Он пересек комнату якобы  затем,  чтобы получше рассмотреть женщину на фотографии, а сам пощупал  пальцами  абажур настольной лампы.

     - Перестань! - рявкнул на него Дюссандер. Тодд даже слегка отпрянул.

     - Отлично, - сказал он с искренним восхищением. -  Сразу  чувствуется начальник.  А  кстати,  это  Ильза  Кох  придумала   делать   абажуры   из человеческой кожи?

     - Я не знаю, о чем ты, - сказал Дюссандер. На  "ящике"  лежала  пачка "Кулз", без фильтра. Он протянул пачку.

     - Хочешь? - Его лицо исказила жутковатая ухмылка.

     - Нет. Это может кончиться раком легких. Мой  папа  раньше  курил,  а потом бросил. Даже вступил в общество некурящих.

     - Ну-ну. - Дюссандер как ни в чем не бывало извлек спичку из  кармана халата и чиркнул ею о пластиковую  поверхность  "ящика".  Затянувшись,  он сказал:

     - Лично я не вижу причин, почему бы мне  сейчас  же  не  позвонить  в полицию и не рассказать, какую чудовищную напраслину тут на меня возводят. А  ты  видишь?  Только  отвечай  быстро,  мальчик.  Телефон  в   прихожей. Представляю, как тебя выпорет отец. Неделю будешь  подкладывать  под  себя подушечку.

     - Мои родители всегда были против порки. Телесные наказания не решают проблемы, а только усугубляют ее. - Внезапно глаза Тодда заблестели.  -  А вы их пороли? Женщин? Раздевали их догола и...

     Дюссандер издал какой-то сдавленный звук и направился в прихожую.