Дети вампира - Калогридис Джинн

– Но ты сама обрекаешь себя на подобную участь, Жужанна, из-за своей слабости и дурацкой любви к брату.

Он провел пальцем по стенкам чаши, стоявшей в углублении на подлокотнике трона Они потемнели от крови Каши, от крови нашего отца, деда и всех тех, чьими душами Влад покупал свое бессмертие. Подняв чашу, он провозгласил:

– Я уничтожу Аркадия. С твоей помощью или без нее, но я его уничтожу. А потом я вкушу крови его сына, и он вкусит моей и станет моим рабом!

Внешне Влад казался воплощением уверенности, но своим обострившимся восприятием я почувствовала другое: глубинный страх! Он боялся, и это почему-то безумно испугало меня. Наверное, мне сейчас было бы спокойнее находиться рядом с раненым львом, рычащим от боли и гнева.

Влад едва ли догадывался об этом. Прищурившись, он глянул поверх чаши на меня.

– Дочего же твой брат глуп, если думает, что сумеет меня одолеть! А ты, моя дорогая Жужа, знай – я люблю тебя. Но если ты обманешь меня, любовь обратится в ненависть. "Justus et pius" – не пустые слова для меня.

Влад вернул чашу на место и обратился к Ване:

– Начинай.

Что-то промычав, Ваня своими длинными жилистыми руками приподнял длинный, в человеческий рост, кол. Семеня боком, будто маленький проворный краб, он подтащил его поближе к дыбе, где начинался специально укрепленный желоб.

Казалось, одному человеку не справиться с подобной задачей, особенно такому увечному, как Ваня. Но, к моему удивлению, он, похрюкивая от натуги, все сделал, как надо. Ванины глазки масляно поблескивали. Он предвкушал возможность всласть поиздеваться над красивым и сильным человеком, который при иных обстоятельствах раздавил бы его словно муху. Кол с громким стуком лег в желоб, который оканчивался на уровне ягодиц Жана.

Жан все понял и стал кричать.

– Дядя, не надо! – взмолилась я. – Прошу тебя...

Влад повернулся ко мне. Его взгляд был полон укоризны, и я поняла, что все мои просьбы будут тщетны. Он решил проучить меня за отступничество, сделав свидетельницей чужих мучений. Голос Влада звучал сурово, неумолимо и в то же время с оттенком сожаления, как у отца, который вынужден наказывать любимого ребенка.

– Ты подвела меня, Жужанна. Ты, кого я любил больше всех. Разве я когда-нибудь тебя подводил? Или в чем-то тебе отказал?

Он выпрямился и встал во всем своем великолепии. Грозный, внушительный – таким, должно быть, видели его подданные четыреста лет назад. Уже долгие годы Влад именовал себя графом, но сейчас моему изумленному взору предстал настоящий валашский господарь, воевода, не единожды спасавший свой народ от нашествия турок. Кто-то называл этого человека Цепеш, что в переводе с румынского означает "Колосажатель", а кто-то – Дракула, то есть "сын дракона". Девиз "Justus et pius", сверкающий золотом на ступенях, которые вели к трону, уже не казался пустой бравадой. Влад и в самом деле был справедливым и благочестивым. Он показался мне ангелом – падшим, но не утратившим удивительного внутреннего света. Влад научил меня тому, что на современном языке называется гипнозом. Однако на какое-то мгновение даже я оказалась зачарованной его красотой, величием и начисто позабыла про бедного мсье Жана Бельмонда.

– Я жесток, но справедлив. Разве не так? – тихо спросил у меня Влад.

Тем временем Ваня поднимал кол все выше и выше, пока тупой конец не уперся Жану в задний проход.

Бессвязные выкрики несчастного француза стали еще более истеричными.

Влад сошел вниз (портреты королей, виденные мною в венских галереях, просто меркли в сравнении с ним) и обратился к своей жертве:

– Сумасшедший, я? Вы сознаете, кому наносите оскорбление?

Бельмонд не выдержал, и заплакал навзрыд. По его красивому (все еще красивому) лицу хлынули слезы.

– Нет... нет... Прошу прощения, мсье. Скажите, что вы желаете, и я с радостью это исполню. Все, что угодно. Абсолютно все! Только не мучайте меня...

– Я – хозяин и господин этих земель, – молвил Влад.

Его лицо сияло, словно он был посланцем Бога, а не дьявола. Глядя на Влада, я вспомнила, как когда-то этот неземной свет зажег во мне пламя страсти.

– Я заплатил за эти земли своей плотью, кровью, слезами. Вы слышали, что я говорил Жужанне?

Пыхтя от усердия и не сводя с жертвы красных поросячьих глазок, Ваня поднял кол чуть выше. Совсем ненамного, не более чем на полдюйма. Бельмонд дернулся, вскрикнул и слезливо запричитал:

– Простите меня, граф. Простите меня... Я – глупый человек. Я не знал...