Город богов - Крючкова Ольга Евгеньевна

Иезуиты отличались от других монашеских орденов именно тем, что на всё имели своё, порой отличное от общепринятого, мнение. Это касалось и личности Марии Магдалины.

Согласно традиции, безродная Мария Магдалина зарабатывала блудом, увидев Христа, оставила ремесло и стала следовать за ним. Затем в Вифании омыла его ноги миррой и отёрла своими волосами, присутствовала на Голгофе. В представлении католика Мария Магдалина отождествлялась с блудом^[51].

Теологи ордена иезуитов придерживались иного происхождения Марии Магдалины. По их мнению её родителей звали Сир и Евхария, которые считались уважаемыми горожанами Магдала. По достижении пятнадцатилетнего возраста Магдалина стала невестой Иоанна Богослова, который, впрочем, отверг предстоящий брак ради служения Господу.

В частности, после распятия Христа Мария Магдалина вместе со своими братом, сестрой Марфой и святым Максимином^[52] направилась провозглашать христианство в Галлию, в город Массилию (Марсель) или в устье Роны (город Сент-Мари-де-ла-Мер).

Вторая половина жизни Магдалины прошла в уединении, она удалилась в пустыню, где прожила тридцать лет, оплакивая Христа и свои грехи. Её одежда истлела, наготу прикрывали лишь длинные волосы.

Перед смертью она вновь увиделась с Максимином, ставшим к тому времени епископом, который и причастил её. Затем он похоронил свою старую соратницу в заложенной им церкви в Провансе, именуемой Saint-Maximin-la-Sainte-Baume.

…Де Торреса так же поразило нетрадиционное убранство храма. И он, видя замешательство своих «питомцев», не постеснялся высказаться по этому поводу. Альфонсо дель Ривертес лишь развёл руками, сказав, что все средства хороши для привлечения гуарани в храм божий.

Диего де Торрес воздержался от комментариев по этому поводу уже в тот момент, решив для себя, что в новой, построенной им редукции, церковь будет возведена в традиционном строгом убранстве.

Затем гостей проводили в сады, полные овощей, цветов, экзотических кустов и виноградной лозы. За садами располагалось кладбище, в окружении апельсиновых и лимонных деревьев.

Далее простирались полевые угодья. Недалеко от них – несколько мельниц. За мельницами – снова обширные сады, поля маиса, плантации табака, бобов, чая, хлопка и сахарного тростника.

Справное хозяйство редукции произвело на духовного коадъютора и его подопечных неизгладимое впечатление. Де Торрес мысленно подсчитал доходы, получаемые дель Ривертесом. От предполагаемой суммы у него перехватило дух…

За полями и плантациями простирались обширные пастбища, на которых исправно жирели овцы, козы и крупный рогатый скот. Словом, богатство редукции впечатляло. Однако ничего из увиденного не принадлежало гуарани, индейцы являлись всего лишь рабочей силой, ступенью для построения иезуитского государства в Парагвае.

Утомлённые длительной прогулкой, гости вернулись в редукцию, где их ждал сытный ужин и долгожданный отдых. С рассветом де Торрес и его подопечные снова двинулись в путь.

Глава 6

Через два дня миссионеры прибыли в Асунсьон, что на равнинном левобережье реки Парагвай, в месте впадения в неё притока Пилькомая. В течение всего этого времени Антонио тщательно фиксировал всё то, что увидел в Япейю. Он ещё не подозревал, что его путевые заметки и зарисовки через несколько лет станут известным в Новом Свете трудом под названием «Путешествие по реке Парана и посещение миссии Япейю монахом-иезуитом Антонио де Монтойя».

Асунсьон был заложен испанскими завоевателями 15 августа 1537 году в день христианского праздника Успения Пресвятой Богородицы, поэтому его первоначальное название звучало как «город Успения нашей госпожи Святой Марии Богородицы». В дальнейшем город стал именоваться гораздо проще – Асунсьон, то есть Успение. Для испанцев Асунсьон стал опорным пунктом для колонизации Парагвая.

Миссионеры покинули плоты, ступив на берег. Их взору предстала небольшая лагуна, переполненная индейскими лодками-долблёнками. На берегу возвышались крепостные стены города, увенчанные машикулями, между которыми виднелись корабельные бомбарды^[53], и сторожевыми башнями. Из бойниц, прорезавших стены, отчётливо выступали дула кулеврин^[54]. Над городскими воротами, украшенными сложным гербом с изображением Девы Марии, католического прелата, башни-донжона и льва, опутывающего ствол пальмы хвостом, – ощерился своими многочисленными дулами рибодекин^[55].