Сибирская жуть - Буровский Андрей Михайлович

Однако надо признать, что немалая часть народа, простого, трудового, обескураживающе скоро смирилась с безбожием. Ослабление религиозного чувства коснулось даже старообрядческих семей, каковой была, к примеру, наша.

Конечно, тогдашние деревенские люди не были убежденными атеистами. Они не отрекались от Бога, не предавали его, а лишь забывали о нем на время, сбитые с панталыку. Однако стоило случиться общей беде, какой явилась страшная война, положившая в землю половину мужиков, село снова обратилось к вере, к Богу. Не было семьи, где бы не молились о возвращении домой родных и близких. Даже мы, лишенные крещения несмышленыши, ложились спать с молитвой за отцов и братьев.

Но поскольку церкви были порушены, священники сосланы или расстреляны, богослужебные и святоотеческие книги изъяты и уничтожены бесовским воинством Емельяна Ярославского, то к вере, прежде находившей укрепление в храмовом богослужении, стало примешиваться языческое суеверие. А христианские обряды еще более тесно и затейливо стали переплетаться с языческими. Разве не удивительно, что мы, дети атомного века, воочию видели все это: и предрождественские гадания на блюдце, на петуха, на зеркало; и святочные шествия «машкарованных», и катания на Масленицу с ритуальными кострами, и венки в Троицын день, и обливания водой на Ивана Купалу…

Все это наполняло нашу жизнь не только внешней поэзией ярких ритуалов, но и внутренней таинственностью, верой в чудеса, в нечистую, неведомую и крестную силу.

Годы те не отличались беспечностью и благоденствием, бед и горестей хватало, а они, как известно, не приходят к людям без коварных козней этой нечистой силы.

Когда-то замечательный писатель Иван Бунин говорил, что это он должен был написать о Пушкине, ибо кто же лучше него, выросшего в деревне, в «русском подстепье», среди «бледных, как саван, овсов», может описать жизнь великого поэта в Михайловском, в Болдине, кто лучше его знает быт и нравы усадебного дворянства, крестьянской общины, всей русской деревни? Может, кому-то эти слова Бунина кажутся излишне самонадеянными, но мне они близки и понятны.

Все мы проходили в школе тургеневские «Записки охотника», и, наверное, многим полюбился чудесный рассказ «Бежин луг». Но я вот тоже часто думаю ревниво, что разве могли его так любить и понимать городские ребятишки, как любили и понимали мы? Разве дано им прочувствовать с такой силой, положим, то леденящее кровь место в рассказе, когда таинственный ягненок у мельницы в ответ на ласковые приговаривания «бяша, бяша» вдруг оскаливает зубы и повторяет: «Бя-яша, бя-яша»? Чтобы понять весь колдовской, весь мистический ужас этой сцены, надо быть деревенским человеком, не однажды посидеть у костра в ночном, знать деревенский мир изнутри, понимать языческую и пантеистическую душу селянина.

Пожалуй, деревня всегда несла в себе не только больше веры, но и суеверий. И хотя метко сказано мудрецом, что деревню создал Бог, а город – дьявол, но у меня такое ощущение, что в городе самому дьяволу жить просто негде, как, впрочем, и более мелкой нечистой силе – чертям, кикиморам, лешим, водяным, домовым… Все это жители чисто деревенские, ибо обычные места их обитания – чердаки, подполья, хлевы, старые мельницы и заброшенные кладбища – естественней вписываются в деревенский быт и пейзаж, нежели в городской. Правда, теперь в городах вроде бы стали появляться всяческие барабашки, устраивающие переполох в квартирах многоэтажек; однако в это как-то плохо верится.

Но если все действительно так, то, значит, пришли времена, когда и нечистая сила побежала из деревни в город, как бежали когда-то мы на призрачный свет городских фонарей с чисто дьявольским упрямством.

Хочу заметить, что слова «нечистая сила» я употребляю с некоторым внутренним сопротивлением, особенно когда речь идет о домовом. Мешает негативный оттенок. А ведь к домовому, при всей его безоговорочной принадлежности к этой темной силе, отношение у деревенских людей самое доброжелательное. Есть, конечно, и страх перед ним, как перед всем неведомым и загадочным, но куда больше почтительности и дружелюбия. Его даже порой называют по-свойски соседушкой, дедушкой и другими ласковыми именами.

Раньше, когда крестьянская семья переезжала на новое место жительства, то хозяйка, отправив из старого дома и двора все – мебель, одежду, посуду, ребятишек, корову, телят, кошек и собак, – в последнюю минуту прощания с покидаемым гнездом не забывала пригласить с собою и домового.