Дорожные работы - Кинг Стивен

Он неожиданно попытался представить, чем сейчас занимается Оливия. Перезванивать она больше не пыталась — в противном случае он бы оттаял и принял звонок. Может, она все-таки задержалась в Вегасе, получила его деньги и махнула… Куда? В штат Мэн? Может ли человек в здравом уме променять Лас-Вегас на Мэн посреди зимы? Нет, конечно.

Синтетический мескалин. Чистейший. Лучшее из всего, что на свете есть.

Он остановил машину у бордюра позади красного «ягуара» с черными полосками и выбрался на тротуар. Небо было ясное, но вот стужа стояла одуряющая. Холодная луна висела над головой, словно бумажный кружок, вырезанный ребенком из книжки. Звезды усыпали ночное небо, как веснушки — детскую мордашку. Слизь в ноздрях затвердела, и он высморкался со странным хрустящим звуком. Воздух белыми клубами вырывался изо рта и носа.

Музыка шибанула ему в уши уже за три дома от дома Уолтера. Да, народ веселился напропалую. В вечеринках Уолли и впрямь было нечто особенное. Люди, заскакивавшие из вежливости на минутку сказать «здравствуйте», оставались с развеселой толпой, гуляли до утра и зачастую, теряя голову, упивались в стельку. Женщины самозабвенно кокетничали, в кухне и прочих укромных уголках жались парочки, а во всех остальных комнатах гремела музыка, отплясывали люди и спиртное лилось рекой. Уолли каким-то непостижимым образом ухитрялся будить в своих гостях тягу к беззаветному веселью. Не специально, нет, а в силу одного лишь того, что был Уолли. Ну и, разумеется, никакая вечеринка не могла сравниться с празднованием Нового года.

Он машинально окинул взглядом вереницы автомобилей, высматривая бутылочно-зеленую «Дельту-88» Стивена Орднера, но так ее и не обнаружил.

Он уже подходил к дому, когда хрипловатый голос Мика Джаггера затянул:

Все окна в доме ослепительно сияли — начхать на энергетический кризис, — за исключением, конечно, окон гостиной, где парочки сейчас наверняка кружились в медленном танце, целуясь и тайком лаская друг друга.

Перекрывая мощные динамики, из дома доносились сотни голосов; как будто Вавилонское столпотворение произошло всего мгновение назад.

Он подумал, что, будь сейчас лето (или даже осень), было бы даже занятно постоять снаружи, прислушиваясь к этому пандемониуму. И вдруг он с ужасающей ясностью увидел, как стоит на аккуратно подстриженной лужайке перед домом Уолли Хамнера и держит в руках рулон бумаги с записью электроэнцефалограммы; вся бумага испещрена неправильными пиками и ямами поврежденной мозговой функции: картина снята с огромного, пораженного опухолью Мозга Вечеринки…

Содрогнувшись, он засунул озябшие руки в карманы пальто. Правая рука снова нащупала пакетик из алюминиевой фольги, и он, внезапно охваченный любопытством, вынул его. Развернул прямо здесь, на морозце, покусывавшем тупыми зубами кончики пальцев. В пакетике оказалась маленькая фиолетовая таблетка, которая вполне могла бы уместиться на любом его ногте. Иными словами, она была несравненно мельче грецкого ореха. Неужто такая крохотулька могла сделать человека временно безумным, заставить грезить наяву, галлюцинировать? То есть имитировать состояние мозга его смертельно больного сына?

Спокойно, почти рассеянно, он сунул таблетку в рот. Она была безвкусная. Он ее проглотил.

— БАРТ! — закричала женщина. — БАРТ ДОУС! — На женщине было черное вечернее платье с оголенными плечами, в руке она держала коктейль. Темные волосы были уложены в красивую прическу и скреплены заколкой, усыпанной искусственными бриллиантами.

Он вошел в дом через кухонную дверь. В кухне было душно и многолюдно. А ведь было еще только полдевятого; Эффект Прибоя еще не начался. Эффект Прибоя тоже был частью теории Уолтера; он считал, что по ходу вечеринки люди постепенно расходятся по четырем углам дома. Если верить Уолли, то как-то раз он обнаружил одного из гостей в мансарде почти через сутки после завершения вечеринки.

Между тем женщина в черном платье поцеловала его в губы, прижавшись пышным бюстом к его груди. Несколько капель мартини выплеснулись при этом на пол между ними.

— Привет, — поздоровался он. — Вы кто?

— Я Тина Ховард, Барт. Ты что, забыл, как мы в поход ходили? — Она погрозила ему пальцем, увенчанным длинным ногтем в форме наконечника пики. — ГАДКИЙ МАЛЬЧИШКА!

— Ах, Тина! — обрадовался он. — И верно — теперь я тебя узнал! — Он расплылся до ушей. Этим тоже славились вечеринки Уолтера: люди из твоего прошлого то и дело объявлялись здесь, словно старые фотографии. Мальчишка с соседского двора; девушка, с которой ты едва не переспал в колледже; парень, с которым тебе довелось поработать как-то летним месяцем лет восемнадцать назад.

— Но только теперь меня зовут Тина Ховард Уоллес, — кокетливо прощебетала она. — И я здесь с мужем… Где-то он тут был неподалеку. — Она посмотрела по сторонам, пролила еще немного коктейля и поспешно осушила стакан, пока в нем хоть что-то оставалось. — Какой КОШМАР — я его, кажется, потеряла!

Она устремила на него призывный взгляд, и Барт недоверчиво вспомнил, что именно Тина впервые познакомила его с женской плотью. Это было сто девять лет назад, когда, по окончании школы, их класс отправился в поход. Тогда он гладил ее грудь через тонкую блузку возле…

— Бобровый ручей, — громко произнес он.

Она захихикала и зарделась.

— Да, вижу, ты не забыл.

Его взгляд машинально скользнул по ее груди, и Тина звонко рассмеялась. Он смущенно улыбнулся.

— Похоже, время уходит быстрее…

— Барт! — выкрикнул Уолли Хамнер, перекрывая гул голосов. — Привет, дружище! Я страшно рад, что ты сумел к нам выбраться!

Он протиснулся через толпу к Уолли и пожал его вытянутую руку. Уолли ответил крепким рукопожатием.

— Вижу, вы уже встретились с Тиной Уоллес.

— Да, вспомнили былое, — ответил он и снова смущенно улыбнулся, глядя на Тину.

— Только не вздумай рассказать моему мужу, проказник, — хихикнула Тина. — Извините, ребята, я вас оставлю. Еще увидимся, Барт?

— Конечно.

Она обогнула кучку людей, сгрудившихся вокруг стола с закусками, и вошла в гостиную. Проводив ее взглядом, он спросил:

— Откуда ты их выкапываешь, Уолтер? Это первая девчонка, с которой мы обжимались. Я просто глазам своим не поверил, когда узнал ее.

Уолтер скромно пожал плечами.

— Это одна из составных частей «Принципа неизбежного удовольствия», дружище Бартон. — Он кивком указал на бумажный пакет, зажатый у Барта под мышкой. — А это у тебя что?

— «Южный комфорт». Надеюсь, севен-ап у тебя найдется?

— Найдется, — кивнул Уолли, поморщившись. — Неужто ты собираешься пить эту тюленью мочу? Мне всегда казалось, что ты предпочитаешь виски.

— Наедине с самим собой я пью только «Южный комфорт» с севен-апом. Жизнь научила.

Уолли усмехнулся.

— Тут где-то была Мэри. Она уже давно тебя ждет. Налей себе выпить и пойдем на поиски.

— Хорошо.

Он снова двинулся через кухню, здороваясь с людьми, которых едва знал и которые отвечали ему недоуменными взглядами, а также отвечая «привет» и «здравствуйте» людям, которых точно не знал, но которые здоровались с ним первыми. В воздухе висел сизый туман сигаретного дыма. Со всех сторон доносились бессмысленные обрывки разговоров, словно голоса ведущих ночных радиостанций.

…но у Фредди с Джимом не оказалось при себе расписания, и мне пришлось…

…сказала, что у него недавно умерла мать, а сам он скоро сопьется, если не остановится…

…а когда соскреб краску, то увидел, что вещица и в самом деле старинная…

…я от этих коммивояжеров уже на стенку лезу…

…совсем рассорились. Но не разводятся из-за детишек, хотя он и пьет как лошадь…

…платье просто обалденное!

…так нализался, что блеванул прямо на бедную официантку…

Перед плитой и раковиной возвышался длинный стол, сплошь уставленный початыми и полными бутылками, стаканами и рюмками всевозможных размеров. Пепельницы уже были доверху заполнены окурками. В раковине теснились три серебряных ведерка со льдом. Над плитой красовался плакат с изображением Ричарда Никсона в здоровенных наушниках. Конец провода от наушников исчезал в ослиной заднице. Подпись гласила: