Дом скорпиона - Фармер Нэнси

— Что случилось? Почему все бегают? — спросил он.

— Неужели тебе никто не сказал?! — Она в смятении стянула с мальчика темную от пота рубашку, сунула в руки полотенце.— Иди скорее, прими душ и оденься. Эль-Вьехо умер!

Селия торопливо перекрестилась и вышла.

Матт уставился на полотенце, собираясь с мыслями. Смерть Эль-Вьехо не была неожиданностью — тот уже несколько месяцев не выходил из своей комнаты: видимо, был очень болен. Матту хотелось бы пожалеть старика, но он слишком мало его знал.

Матт поспешно вымылся и оделся.

— Как же я забыла сказать, чтобы ты вымыл голову! — возопила Селия и стала лихорадочно приглаживать ему волосы.

На ней было красивое черное платье, расшитое агатовым бисером, и Матт подумал, до чего же непривычно она выглядит без фартука.

— Эль-Патрон хочет, чтобы мы тоже присутствовали,— сказала Селия, торопливо ведя его по коридору.

Они вошли в салон. Вместо привычных статуэток повсюду стояли горшки с цветами. По стенам висели черные креповые занавеси, в канделябрах мерцали сотни траурных свечей. От дыма и запаха ладана Матт зашелся кашлем. Все — а в салон набилось человек пятьдесят, не меньше — вперились в него укоризненными взглядами. Селия протянула ему ингалятор, который всегда носила с собой.

Постепенно кашель отпустил, и Матт смог оглядеть комнату. Посредине стоял покрытый пышной резьбой гроб с блестящими латунными ручками. Внутри лежал Эль-Вьехо, и больше всего он походил на изможденную голодом птицу. Он был облачен в черный костюм; заострившийся нос торчал из белых шелковых простыней, словно длинный клюв.

Селия беззвучно плакала, утирая глаза платком, и Матту стало не по себе. Он терпеть не мог, когда она плачет. В противоположном углу собрались те, кто пришел проводить Эль-Вьехо в последний путь. Они жались к стене и вполголоса переговаривались. Матт заметил Бенито, Стивена и Эмилию. Стивен с Эмилией держались за руки.

Народу все прибывало. Приехал мистер Макгрегор — он выглядел лет на тридцать моложе, чем в прошлый раз, и стал очень похож на Тома. Его самодовольный вид всколыхнул в душе позабытую было неприязнь. От жаркого запаха горящих свечей кружилась голова, и Матту страстно захотелось выйти наружу. В дальнем конце дома был бассейн, которым мало кто пользовался, разве что Фелисия, когда была трезвая. Матт вспомнил этот бассейн, его прохладную синеватую глубину. Он представил себе, как плывет над самым дном...

— Ничего не говори,— прошептала Селия ему на ухо. Матт очнулся. Если бы не Селия, он бы и не заметил, что в салон вошла Мария. Девочка похудела, стала выше и в узком черном платье выглядела очень взрослой. По плечам рассыпались темные блестящие волосы. На ней были бриллиантовые сережки и маленькая черная шляпка, тоже украшенная бриллиантами. Матт подумал, что никого красивее в жизни не видел.

Мария держала за руку Тома.

Матт почувствовал, как Селия стиснула ему локоть. Он глядел на Марию, моля Святую Деву, чтобы она посмотрела на него, чтобы бросила руку Тома или (еще лучше) оттолкнула его. Но девочка растворилась в толпе, даже не поглядев в его сторону.

Тэм Лин вкатил коляску с Эль-Патроном. Следом вошел мистер Алакран. Лицо свирепого великана — единственного из присутствующих — искажала гримаса неподдельного горя. Мистер Алакран подошел к гробу и поцеловал отца в лоб. Это, казалось, не понравилось Эль-Патрону: он сделал знак Тэму Лину подкатить коляску к собравшимся, чтобы гости смогли его поприветствовать.

Матт напряженно ждал. Ему очень хотелось поблагодарить Тэма Лина, но момент для этого был явно неподходящий. Матт догадывался, что ему не положено владеть вещами, лежащими в сундуке, и телохранитель положил их туда тайком. Меньше всего ему хотелось навлечь на Тэма Лина неприятности. Но тут распахнулись двери, и в комнату вошел священник. Все разговоры мигом стихли. За священником шествовали служка, размахивающий кадильницей с дымящимся ладаном, и детский хор.

Нежные голоса семилетних певцов заглушили последние разговоры. Дети были наряжены в белые платья, будто стайка ангелов. Все как один были аккуратно причесаны и умыты до блеска. И все как один были идиойдами.

Матт понял это по бездонной пустоте, царящей в их глазах. Пели они превосходно — никто не мог оценить хорошую музыку лучше Матта,— но не понимали ни слова из того, о чем поют.

Хор занял свое место у изголовья гроба.