Мумия - Райс Энн

– Папа, я чертовски нуждаюсь в утешении, – произнес Алекс.

– Тебе нужно быть посмелее, парень, – резко сказал Рэндольф. – Только не говори, что опять получил отказ.

Алекс взял у пробегавшего мимо официанта бокал шампанского.

– Она любит меня. Или не любит, – тихо сказал он. – Дело-то в том, что я просто не могу жить без нее. Она сводит меня с ума.

– Конечно, не можешь, – добродушно усмехнулся Эл­лиот. – Ну так взгляни. Эти неуклюжие молодые люди постоянно наступают ей на ноги. Уверен, она страшно обрадуется, если ты придешь ей на помощь.

Алекс кивнул, не заметив, что отец взял у него наполовину опустошенный бокал и одним залпом допил шампанское. Он распрямил плечи и снова ринулся в зал. Замечательное зрелище.

– Поразительно то, – шепотом проговорил Рэндольф, – что она на самом деле любит его. Всегда любила.

– Да, но она очень похожа на своего отца. Больше всего она любит свободу. И честно говоря, я ее не осуждаю. Она сильнее Алекса. И все-таки он сделает ее счастливой. Я уверен в этом.

– Конечно.

– И она принесет ему счастье. Только она, и никто другой.

– Чепуха, – возразил Рэндольф. – Любая лондонская девица душу дьяволу продаст – только бы ей выпала честь осчастливить Алекса. Восемнадцатый граф Рутерфорд.

– Неужели это на самом деле так важно? Наши титулы, наши деньги, бесконечное усовершенствование нашего декоративного и надоедливого мирка? – Эллиот оглядел зал. Наступила та прозрачная и опасная стадия опьянения, когда все вокруг становится расплывчатым; когда каждое зернышко мрамора обретает некий смысл; когда вполне возможны оскорбительные речи. – Иногда я удивляюсь, почему я здесь, а не в Египте с Лоуренсом. И почему бы Алексу не одолжить свой восхитительный титул кому-нибудь другому?

Он заметил ужас в глазах Рэндольфа. Господи, что такое титул для этих коммерсантов, у которых есть все, кроме титула? Благодаря своему титулу Алекс мог все-таки обрести власть над Джулией и над миллионами Стратфордов. Но при этом сам Алекс находился во власти титула. Титул – это свидетельство о принадлежности к аристократии. Титул – это толпы племянников и племянниц, шатающихся по старому рутерфордскому поместью в Йоркшире, это жалкий Генри Стратфорд, направо и налево торгующий знакомством с тобой.

– Мы еще не потерпели окончательного поражения, Эллиот, – сказал Рэндольф. – И мне очень нравится этот декоративный надоедливый мирок. А что еще есть в этом мире?

Эллиот улыбнулся. Пара глотков шампанского, и он расскажет Рэндольфу что. Он мог бы…

– Я люблю тебя, прекрасный англичанин, – сказала Маленка. Она поцеловала его, потом помогла развязать галстук. От мягкого прикосновения ее пальцев по шее сзади пробежала дрожь.

О женщины, какие же они милые глупышки, подумал Генри Стратфорд. А эта египтянка – само очарование. Темнокожая профессиональная танцовщица, тихая и безответная красавица, с которой он мог вытворять все, что хотел. С английской проституткой никогда не бывает так вольготно.

Он уже видел себя обосновавшимся в какой-нибудь восточной стране, с такой вот женщиной, свободным от английской чопорности. И это будет – как только ему повезет за игорным столом. Чтобы стать богатым, ему нужен всего один хороший выигрыш.

Но сейчас ему предстояло сделать одно важное дело. За вчерашний вечер толпа возле обнаруженной гробницы увеличилась вдвое. Его задачей было поймать дядю Лоуренса до того, как с ним встретятся люди из музея и представители властей – поймать его именно сейчас, когда он согласится на все, что угодно, лишь бы племянник оставил его в покое.

– Пошли, дорогая.

Он поцеловал Маленку и стал смотреть, как она облачается в темное восточное одеяние и поспешно идет к ожидающей их машине. Как же она радуется любой небольшой западной роскоши! Да, очень приятная женщина. Не то что Дейзи, его лондонская любовница, испорченное капризное существо. Хотя она тоже возбуждает его, – может быть, наоборот, из-за того, что всегда чем-то недовольна.

Он глотнул напоследок шотландского виски, взял свой кожаный портфель и вышел из палатки.

Народу было видимо-невидимо. Всю ночь его будили гудки подъезжающих автомобилей и возбужденные голоса. Воздух раскалился, в туфли сразу же набился песок.

Как он ненавидит Египет! Как ему ненавистны эти палаточные лагеря в пустыне, и эти грязные арабы, разъезжающие на верблюдах, и эти ленивые темнокожие слуги! Как ему ненавистен весь дядюшкин мир!