История Похитителя Тел - Райс Энн

– Прекрати эту ерунду, – сказал он, словно делал выговор ребенку. – Я хочу узнать обо всем. Да, ты позавтракал? Тебе нужен носовой платок. Держи.

– И как мы получим новости из Лондона?

– В гостиницу пришлют факс. А теперь пойдем, перекусим. Нам предстоит работать весь день, чтобы понять, что к чему.

– Если он еще жив, – вздохнул я. – Две ночи назад, в Сан-Доминго. Меня опять охватило черное, давящее отчаяние. Восхитительный и безнадежный эротический импульс грозил угаснуть.

Дэвид вынул из чемодана длинный шерстяной шарф и обернул его вокруг моей шеи.

– А разве сейчас нельзя позвонить в Лондон? – спросил я.

– Немного рановато, но я попробую.

Рядом с диваном он нашел телефон и минут пять оживленно разговаривал с человеком, находившимся по ту сторону океана. Пока никаких новостей.

Полицейские Нью-Йорка, Флориды и Сан-Доминго явно друг с другом не связывались, так как до сих пор между убийствами параллелей не проводилось.

Наконец он повесил трубку.

– Как только они получат информацию, ее перешлют по факсу в гостиницу. Может быть, пойдем туда? Я умираю от голода. Я прождал здесь всю ночь. Да, и собака. Что ты собираешься делать с этой потрясающей собакой?

– Он уже позавтракал. Ему понравится в саду на крыше. Ты очень стремишься уйти из квартиры, да? Почему бы нам просто вместе не пойти в постель? Я не понимаю.

– Ты серьезно?

Я пожал плечами.

– Конечно серьезно! – Эта простая возможность превращалась в мою навязчивую идею. Заняться любовью, пока больше ничего не произошло. На мой взгляд, великолепная, чудесная идея!

Он опять уставился на меня в похожем на транс молчании, которое сводило меня с ума.

– Ты же сознаешь, – сказал он, – что у тебя, безусловно, великолепное тело, не так ли? То есть ты не остаешься бесчувственным к тому, что тебя вложили в… в высшей степени привлекательный кусок молодой мужской плоти?

– Ты же помнишь, я внимательно осмотрел ее перед обменом. Почему же ты не хочешь…

– Ты уже был с женщиной, не так ли?

– Прекрати читать мои мысли. Это невежливо. К тому же какое это имеет значение?

– С женщиной, которую ты любил.

– Я всегда любил как мужчин, так и женщин.

– Это несколько иное определение слова «любовь». Послушай, сейчас это просто невозможно. Так что веди себя прилично. Я должен выслушать все, что касается этого Джеймса. Нам потребуется время, чтобы составить план.

– План? Ты правда думаешь, что мы можем его остановить?

– Конечно! – Он пригласил меня следовать за ним.

– Но как? – спросил я. Мы уже были в дверях.

– Нам необходимо изучить его поведение. Мы должны оценить его слабые и сильные стороны. И помни, нас против него двое. И мы располагаем важным преимуществом.

– Каким преимуществом?

– Лестат, очисти свой смертный мозг от безудержных эротических картин, нам пора идти. Я не могу думать на пустой желудок, а ты, очевидно, вообще плохо соображаешь.

Моджо побрел за нами к воротам, но я велел ему оставаться.

Я нежно поцеловал его в длинный черный нос, и он улегся на мокрый бетон, провожая меня разочарованным взглядом, пока мы спускались по лестнице.

До отеля было всего несколько кварталов, и прогулка под голубым небом оказалась даже сносной, несмотря на злой ветер. Однако я слишком замерз, чтобы начать свой рассказ, к тому же вид освещенного солнцем города отвлекал меня от грустных мыслей.

На меня снова произвел впечатление беззаботный настрой людей, выходивших на улицу днем. На солнце весь мир казался благословенным вне зависимости от температуры. И от этого зрелища во мне нарастала печаль, потому что мне вовсе не хотелось оставаться в этом солнечном мире, как бы он ни был прекрасен.

«Нет, верните мне мое сверхъестественное зрение, – думал я. – Отдайте мне мрачную красоту ночи. Верните мне мою неестественную силу и выносливость, и я с радостью принесу им в жертву это зрелище навсегда. Я – Вампир Лестат!»

Задержавшись у стойки в гостинице, Дэвид сообщил, что мы находимся в кафе, и оставил указание передать нам немедленно любые материалы, которые придут по факсу.

Потом мы устроились за тихим, покрытым белой скатертью столиком в углу просторной старомодной комнаты с расписным потолком и белыми шелковыми гардинами и приступили к поглощению обильного новоорлеанского завтрака, состоящего из яиц, бисквитов, жареного мяса, подливки и густой маслянистой овсянки.

Я не мог не признать, что ситуация с пищей улучшалась по мере продвижения на юг. Я также научился лучше есть, уже не так давился и не царапал язык о зубы. Густой, похожий на сироп кофе моего родного города был близок к совершенству. А за десерт в виде жареных в сахаре бананов любой разумный смертный встал бы на колени.

Но несмотря на эти дразнящие радости и мою отчаянную надежду на скорое прибытие отчета из Лондона, основной моей заботой оставалось изложение Дэвиду всей моей горестной повести. Он снова и снова заставлял меня вспоминать подробности, прерывал меня вопросами, так что рассказ получился куда более пространным, чем это было с Луи, и он вызвал во мне значительно больше боли.

Как в агонии переживал я заново свой наивный разговор с Джеймсом, признавался, что оказался недостаточно предусмотрительным, что был слишком самодоволен, считая, что простому смертному в жизни меня не провести.

За этим последовало позорное изнасилование, мучительное описание времени, проведенного с Гретхен, жуткие ночные кошмары про Клодию и расставание с Гретхен, чтобы вернуться домой, к Луи, который не понял ничего из того, что я ему наговорил, настаивал на собственной интерпретации моих слов, отказываясь дать мне то, что я искал.

К моим переживаниям примешивался и тот факт, что вся злость меня оставила, и я чувствовал только всепоглощающую скорбь. Мысленно я снова видел Луи, и теперь он уже не был моим ласковым, манящим любовником, теперь он стал бесчувственным ангелом, прогнавшим меня со Двора Тьмы.

– Я понимаю, почему он отказал, – монотонно сказал я, едва находя в себе силы вообще говорить об этом. – Наверное, я мог бы раньше догадаться. И в глубине души я не верю, что он сможет продержаться против меня до конца. Его просто увлекла возвышенная мысль о том, что я должен отправляться спасать свою душу. Понимаешь, сам он так бы и поступил. И все-таки он никогда бы не сделал ничего подобного. И он никогда меня не понимал. Никогда. Вот почему он описывал меня в своей книге одновременно так ярко и так убого. Если я останусь в этом теле, если ему станет предельно ясно, что я не планирую уходить в джунгли Французской Гвианы с Гретхен, то в конце концов, думаю, он мне уступит. Пусть даже я сжег его дом. Конечно, потребуются годы! Годы в этом несчастном…