Уши не трогать! - Гаврилова Анна Сергеевна

Граф замолчал. От его взгляда сердце заныло, тело охватил жар.

– А потом ты сказала, что я твой герой. И пообещала поцелуй.

Ну, поцелуй-то ты сам выпросил…

– И я понял – я должен жить. Ради тебя.

Орис, прекрати немедленно! Сантименты в твоем исполнении меня убивают!

– И вот мы снова вместе, а ты… – Он запнулся, взгляд стал острым, почти злым. Несколько секунд молчаливой борьбы с самим собой, и граф выдал: – Когда ты заикнулась о задании Шердома, я потерял рассудок. Я решил, что твои слова, твои взгляды, твоя нежность… Я… Я понял, что ты ничего ко мне не испытываешь, а просто выполняешь приказ.

М-да… У Шерлока Холмса уже ладони от аплодисментов болят.

– А когда вышел от мага, понял вдруг… мне все равно. Да, ты была рядом не по собственной воле – тебя принудили. А признание в доме графа Дарралиэля – неискренне, это всего лишь часть хитроумного плана… Пусть!

И кто-то все еще думает, что мужчины априори логичнее женщин?

– Но… – Синеглазый выдержал еще одну паузу. – Но я добьюсь тебя, Лёля. Я сделаю все, чтобы ты полюбила…

Орис придвинулся. Его ладонь легла на живот, губы коснулись шеи. Я тихонечко замычала, дернулась. Тут же оказалась прижата к мощному телу Ориса-Дарралиэля. Губы эльфа заскользили вверх.

Он нежно прикусил мочку уха, коснулся языком ушной раковины, и мир перед глазами поплыл, сердце ударилось о ребра в диком желании вырваться. Орис словно почувствовал – его ладонь накрыла левую грудь. Ткань сорочки слишком тонка, не способна защитить от его жара. Пальцы графа сжали сосок, язык заскользил вниз, к ключице.

Я почувствовала, что задыхаюсь, снова замычала – в надежде, что Орис сообразит вытащить кляп. Но он сделал совсем другой вывод.

– Не нравится? – хрипло спросил граф. – А так?

Грудь оставили в покое, рука устремилась вниз и замерла на грани приличия. Меня бросило в жар, даже спина вспотела.

– Завоюю любой ценой, – шепнул Орис, и его ладонь преодолела незримую черту.

Вопреки путам и здравому смыслу, я выгнулась навстречу прикосновению.

– Значит, я угадал…

Шепот графа как дурман. Его касания – тоже наркотик, они убивают остатки разума и стыдливости. И мне ничуть не жаль, что меня пытаются завоевать не цветами и серенадами, а беспрецедентной наглостью.

– Неужели думала, что не узнаю тебя, Лёля? – шептал Орис, не прекращая начатого. Сорочка его не смущала, а я уже мечтала избавиться от тонкой, но очень надоедливой преграды. – Что поддерживает твою маскировку? Уж не колечко ли с герцогским гербом?

Герб? А мне казалось, это обычная декоративная загогулина.

Я инстинктивно сжала кулаки, но граф не обратил на этот жест ни малейшего внимания. Ушастый садист принялся целовать мой подбородок.

– А это даже забавно… Смотреть в чужое лицо и видеть тебя… Мм… А тот красный пеньюар… Я едва не оконфузился при твоем появлении. И чуть с ума не сошел, когда этот желторотик Аргар обнял тебя.

Черт! Его рука переместилась на бедро. Зачем! Почему? За что?! Вернись! Ах…

Подол сорочки медленно пополз вверх. Наконец-то!

– Если не будешь орать, выну кляп. – Голос Ориса прозвучал загадочно. – А если расскажешь, куда дели Шердома, сделаю вот так…

Сорочка замерла на уровне супермини, а рука эльфа скользнула по обнаженной ноге и нырнула под ткань. Снова устремилась туда, где любое прикосновение неприлично и волшебно. Боже! Когда нет преград, это совсем иначе! Орис… Орис…

Стоп. Что ты сказал?!

Кляп исчез, но возмутиться вслух мне не дали – эльф клещом впился в губы.

Могла ли я проигнорировать поцелуй? Пожалуй, да. Но доброго самаритянина, который бы опрокинул на голову ведерко ледяной воды, не нашлось.

– Лёля, – отстранившись, выдохнул синеглазый, – ты сводишь меня с ума…

Второй поцелуй был гораздо нежней и медленней. Безумно хотелось обвить руками мощную шею, прижаться тесней, но проклятые ремни такой возможности лишили. В этот раз он отстранился еще неохотней и руку убрал не сразу.

Зато мой разочарованный стон вызвал легкую, едва заметную улыбку.

– Лёлечка, милая… – вкрадчиво прошептал соблазнитель. – Где Шердом?

Я закусила губу. Преодолеть дурман его ласк и промолчать оказалось невероятно трудно.