Я надену полночь - Пратчетт Терри

— Во всем виноват мальчишка, — пробормотал мужчина. По его подбородку стекали вонючие капли. — Она шлялась туда-сюда, не слушая нас с матерью. А ей всего тринадцать. Такой скандал.

— Уильяму тоже только тринадцать, — возразила Тиффани, сдерживая голос, чтобы на него не накричать. Это было сложно. Гнев так и рвался наружу. — Вы хотите сказать, что она была слишком юной для свиданий, но достаточно юной для того, чтобы избить ее до такой степени, что у нее течет кровь, откуда течь не должна?

Она не могла понять, проняло его или нет, поскольку мужчины настолько редко проявляют чувства, что трудно сказать, есть ли они у них вообще.

— То, чем они занимались было не правильно, — ответил он. — В конце концов, мужчина должен поддерживать порядок в доме. Разве я не прав?

Тиффани легко могла себе представить горячий спор в кабаке под нарастающий вой музыки. В деревнях, в окрестностях Мела, редко встретишь оружие, зато было полно разных крюков, кос, серпов и огромных, преогромных молотков. Они не были настоящим оружием, по крайней мере, до тех пор, пока кого-нибудь не ударить. Все в округе знали о характере старины Петти, и его жена не раз объясняла соседям, что фонарь под глазом появился в результате неосторожного удара об косяк.

Да, она легко могла себе представить обсуждение в кабаке: пиво сближает, и все начинают припоминать, где именно, в каких сараях, находятся все эти «не являющиеся оружием» штуки.

Каждый мужчина считал себя хозяином собственного маленького замка. Всем это было известно, ну, или известно каждому мужчине. И обычно никто не сует нос в чужой огород, пока из соседнего замка не начинает вонять. Тогда срочно нужно что-то предпринять, иначе падут все окрестные замки.

Господин Петти был одним из скелетов в шкафу всех соседей, но теперь он перестал быть тайной.

— Я ваша единственная надежда, господин Петти, — сказала она. — Бегите. Хватайте, что можете и убирайтесь прямо сейчас. Бегите туда, где про вас никто не знает, и, на всякий случай, еще дальше, потому что я не смогу их долго сдерживать. Вам понятно? Лично мне плевать, что станет с вашим никчемным телом, но мне не хочется стать свидетелем того, как хорошие люди, совершив убийство, станут плохими. Так что просто уносите, куда глаза глядят, ноги, а я не стану смотреть, куда именно вы делись.

— Ты не можешь выгнать меня из собственного дома, — с пьяным вызовом пробормотал он.

— Вы потеряли и дом, и жену, и дочь… и внука, господин Петти. Сегодня ночью вы потеряли и друзей. Поэтому я предлагаю спасти последнее, что у вас осталось. Жизнь.

— Это все выпивка виновата! — вспылил Петти. — Это все она, мисс!

— Но пили-то вы, а потом еще и еще, — возразила она. — Всю ярмарку вы пили и вернулись только потому, что выпивке захотелось лечь баиньки. — Единственным сохранившимся чувством у Тиффани был холод в сердце.

— Мне жаль.

— Этого не достаточно, господин Петти, совсем недостаточно. Уходите и станьте лучше, и, когда вы вернетесь новым человеком, может быть люди смогут найти в себе силы сказать вам «привет» или хотя бы кивнуть.

Она не отводила взгляда и хорошо его изучила. Внутри него что-то клокотало и бурлило. Он испытывал одновременно стыд, недоумение и обиду, а в подобных обстоятельствах такие люди как Петти обычно начинают драться.

— Прошу вас, господин Петти, не начинайте, — сказала она. — Вы хотя бы представляете себе, что может случиться, если вы ударите ведьму?

Про себя она подумала: «Таким кулаком, вы легко можете убить меня с одного удара, и лучше мне напугать вас посильнее».

— Это вы завели по мне эту кошмарную музыку, да?

Она вздохнула.

— Ее никто не может контролировать, господин Петти. Она заводится сама, когда у людей лопается терпение. Никто не знает, как она возникает. Люди просто оглядываются вокруг, встречаются взглядами, кивают друг другу, а прочие это замечают. Они тоже переглядываются и так далее. И потихоньку зарождается музыка. Кто-то берет ложку и начинает звякать по тарелке, потом другой берет пивную кружку и отбивает ею ритм по столу, другие люди начинают громче и громче топать ногами по полу. Это музыка гнева, она поет в людях, у которых лопнуло терпение. Вам хочется ее получше расслышать?

— Думаешь, ты такая умная, да? — буркнул Петти. — Помыкаешь тут обычными людьми своим помелом и черной магией.

Она едва не восхитилась этим человеком. Вот он сидит тут один, без единого друга во всем мире, с ног до головы облитый блевотиной и, она принюхалась, да — в описанной ночной рубашке, и у него еще хватает тупости огрызаться подобным образом.