Золотой эшелон - Буковский Владимир

— Майор Брусникин и капитан Драч — ко мне.

Идя к командирской рубке, Драч почувствовал, как поезд набирает скорость.

Зубров уже ждал очень спокойный. Но время на обычные шуточки терять в этот раз не стал.

— Мы за ночь мимо двух деревень проехали, не считая мелких домиков. Я в инфракрасный прицел смотрел. Ни огонька, ни дыма из трубы, никакого шевеления. Оно, конечно, ночью так бывает. Но мне все же неладное показалось. А третью деревню проезжали полчаса назад, считайте, утро уже. И в ней та же картина, только у одной избы собака у будки на цепи лежит, лапами кверху. Я в центр запрос послал. Так они, суки, ответили, что будут выяснять и часа через четыре выйдут на связь. Что скажете, господа офицеры?

— А что тут скажешь, командир, — заговорил Драч. — Поворачивать обратно уже поздно. Бог даст, пронесет. Неужели не проскочим на полной скорости?

— И я того же мнения, — добавил Брусникин. Зубров взялся за микрофон селекторной связи:

— Батальон! Говорит Первый. Химическая тревога. Радиационная партия — в головной вагон. Доклады о радиационной и химической обстановке каждые двадцать минут. Личному составу находиться в противогазах. Дверей и окон не открывать. Воды для питья, приготовления пищи и в гигиенических целях не использовать до особого распоряжения. Приготовленную пищу — за борт!

Затем он повернулся к Драчу:

— Ты, Иван, Россом займись: в противогаз его и ко мне в рубку! Мне с командного пункта сходить нельзя.

— Есть.

Драч, разумеется, понял этот приказ расширительно: присмотреть и за Оксаной. Через несколько минут Поль с Оксаной, как голубяточки, сидели в рубке и легкомысленно потешались друг над другом. Девчонка так и не поняла, в чем дело (Драч сказал ей, что тревога учебная). А Поль так старательно изображал Оксане жестами слона, притопывал и размахивал ушами, что не разобрать было — понимает он опасность или нет. Во всяком случае, Драч был уверен, что девчонка рядом с Полем в панику не впадет.

Любка осталась в купе, но Драч успел туда смотаться и лично напялить на нее противогаз. За спецназом приглядывать было не нужно. За Зинку тоже можно было не волноваться: на то есть Салымон. Противогазов лишних хватало: поредел личный состав… Оставалось ждать.

Поезд шел как в оцепененье. Только гром колес нарушал тишину. Вдруг ожил громкоговоритель.

— От радиационного поста циркулярный. Отклонений в радиационной и химической обстановке не обнаружено. Радиационная партия. Прием.

Зуброву показалось, что он услышал вздох облегчения. Он даже оглянулся, но на командном пункте никого, кроме него, не было. Из-за поворота, километрах в четырех по ходу, показалась железнодорожная станция. Зубров снова — к микрофону:

— Говорит Первый. Сбавить ход. Радиационной партии у станции — внеочередной доклад.

Воздух был прозрачен, как бывает только ранним утром. Картина Левитана — и только. Тишина, спокойствие. Поезд со скоростью пешехода подходил к станции. Вот уже и без бинокля можно было видеть, что весь перрон заставлен кошелками и мешками. Между ними где лежали, где сидели люди — давно, видно. По лохмотьям только было и разобрать, кто мужик, кто баба. А вот и ребятенок лежит, и в том, что осталось от ручонки его — леденец недососанный. И вороны дохлые тут же вокруг валяются.

— Отклонений в радиационной и химической обстановке не обнаружено, — доложил громкоговоритель.

— Господи, да чем же их так? — прошептал Зубров, забыв, что у самых губ — микрофон селекторной связи.

У конца перрона на рельсах лежал еще один труп, а на веревке, метрах в двух от него задрал в небо бороду серый козел. Поезд, не меняя скорости, переехал тело.

— Говорит Первый. Полный вперед.

Так и шел поезд сквозь мертвую зону, не ведая, отравлен ли он уже весь неведомо чем или нет. Чем противогаз хорош помимо основного своего назначения — это что лица твоего никто не видит.

Через час громкоговоритель к очередному докладу об отсутствии отклонений добавил, что по ходу поезда имеет место станция, на которой — живые люди.

Зубров все это время не отрывался от перископа. Хобот противогаза мешал, и хотелось сплюнуть.

— Говорит Первый. Остановка у станции.

У ближнего края платформы горбоносый мужик наливал из крана большой бочки в стакан прозрачную жидкость. Зубров сорвал противогаз и отдал команду:

— Отбой химической тревоги!

Эшелон остановился, все загалдели с оживлением. Через минуту Зубров слушал приведенного Драчом со станции мужика.