Золотой эшелон - Буковский Владимир

Через минуту Зубров легко спрыгнул на землю у нужного дома. Дверь, обложенная кованым железом, беззвучно распахнулась. На порог вышел высокий русоволосый мужик. В его серых глазах не было ни страха, ни наглости, ни спешки. Зубров почему-то ощутил, как он одичал и зарос за дорогу. Смягчив командный металл, он спросил:

— Петрович ты будешь?

— Я.

— Так выручай, Петрович. Друг у меня раненый там в машине. Пуля в животе. Помирает. Люди по дороге советовали к тебе ехать.

— Давай его сюда.

Повинуясь резкой команде Зуброва, солдаты бережно вытащили запрокинутого Драча. Капитан был без сознания. Носилки, на которых он лежал, промокли от крови.

Из люка выпрыгнула Любка Машкара с зареванным лицом. Не обращая ни на кого внимания, она приникла к носилкам и положила ладонь на лоб раненого. Петрович глянул и сказал Зуброву:

— Зайди в хату.

Зубров вежливо поздоровался с молодой женщиной, сидевшей над вышивкой.

— Дай, Марья, гостю молока, — распорядился Петрович. Он взял с полки радиотелефон, нажал какие-то кнопки и почти сразу же заговорил:

— Вечер добрый, Семен. Тут мужика привезли. Пулевое ранение в живот. Сколько тебе надо на подготовку? Ага. Будем.

Не успел Зубров подивиться радиотелефону в глухой деревне, как в дом вошел молоденький хлопец, очень похожий на Петровича, только голубоглазый.

— Леха, добеги до Леси, скажи — батя просит. Скоренько!

Зубров выпил поднесенный Марьей стакан, и они с Петровичем вышли на крыльцо. Драч простонал еле слышно. Петрович сказал:

— Чем можем, поможем. А там — как Бог даст. Операционная будет готова через полчаса. Это тут рядом. Таскать его, — Петрович указал глазами на раненого, — зря не стоит. Пусть пока тут полежит. Не холодно.

— Кровью истечь может.

— На этот счет не бойся. Вон Леся идет.

Худенькая женщина с совершенно седыми волосами подошла к носилкам. Зубров вздрогнул, увидев ее лицо. Властным жестом она отстранила Любку, и та беззвучно повиновалась. Сдвинув с живота Драча бестолковую повязку, она обтерла рану откуда-то взявшимся мокрым полотенцем. На миг стали виды края отверстия, а потом снова хлынула кровь. Рука женщины повисла над раной. Ладонь шла вдоль живота, не касаясь его. Зубров и солдаты стояли молча. В полной тишине Леся забормотала:

— Руда, мать жильная, уймись, руда, назад вернись, как воды под камнем не стало, так бы тебя, руда, не бывало. Кровь-земля — одна семья…

Леся наклонилась ниже, и дальше ничего нельзя было расслышать. Затем она встала, и Зубров снова увидел рану. Ее края стянулись. Кровь не шла. Леся ответила на все благодарности кивком головы и ушла.

— Она с Дона. Беженка. Что там с ней стряслось — никто не знает. Она с людьми не говорит ни слова. Со скотиной только и со всем, что на земле растет. Мы теперь без нее огороды не засеваем. И больных она жалеет.

— А что она еще лечит? — спросил Зубров. Петрович усмехнулся:

— Ну, если тебе голову оторвет — то обратно не приставит. А вот рожать с ней, бабы говорят, одно удовольствие.

Бежевый кафельный пол в маленькой операционной Зуброва уже не поразил. Он настоял на своем присутствии при операции. Возражать не стали. Однако ему пришлось раздеться догола, быстро принять душ и нарядиться в зеленый халат с колпаком.

Драч уже лежал на столе. По капельнице ему что-то закачивали в вену. Врач Сеня возился с фиброзондом. На кончике зонда вспыхнул яркий огонек. Тогда Сеня ввел зонд в рану и прильнул к окуляру. Он вводил зонд глубже и глубже. Драч поскуливал, не приходя в сознание. Потом Сеня остановился и стал поворачивать какие-то рычажки на ручке. Когда зонд плавно вышел из раны, в миниатюрных щипчиках на конце его была зажата пуля.

— Драч твой в рубашке родился, — сказал Сеня Зуброву. — Даже брюшная полость не задета. Небольшая вена перебита, вот и все. Ну, и болевой шок: нерв там рядом. Крови потерял, правда, много. В общем, недели за две очухается. Шьем.

Раскрасневшийся после бани Зубров сидел за столом напротив Петровича. Все уже легли спать. А полковника повело на разговор.

— Не привык я, Петрович, вопросов лишних задавать.

— Ладно, спрашивай. У тебя тоска в глазах, как на верную смерть идешь. Не в раненом друге, видно, дело. Спрашивай.

— Я полземли истопал. От Кандахара до Вестдорфа. А вот деревни твоей понять не могу. Вокруг страна в войне гражданской. Люди хуже шакалов стали. Мор вокруг, кровища. А вас это все вроде как обтекает. Хоть оружия с собой не носи. Ты ж не юрод, чтоб страха не знать. И вокруг же не ангелы, чтоб вас не трогать. Как оно выходит?