Мой дядюшка Освальд - Даль Роальд

Подойдя ко мне, она наклонилась и начала массировать под водой верхнюю часть моей спины. Затем ее рука скользнула к другим областям и стала их нежно поглаживать. Я сидел совершенно неподвижно, впитывая удовольствие и отчасти надеясь, что она снова растает.

Вы, наверное, не поверите, но все время, пока эта маленькая лиса делала вид, что со мною заигрывает, в действительности она потихоньку вынимала из ванны пробку. Как вам, конечно же, понятно, если вытащить пробку из ванной, до краев наполненной водой, вода ринется в отверстие. И если мужчина сидит прямо на дырке, как то было со мной, — неизбежно два его ценнейших, нежнейших органа будут засосаны в эту жуткую дырку. С громким хлюпающим звуком мои органы засосало в отверстие ванны. Я испустил вопль, который, должно быть, услышали на другой стороне Кенсингтонской площади.

— Пока, милый, — повторила герцогиня и, не оборачиваясь, вышла из ванной.

В последующие мучительные минуты я на своем примере понял, что чувствует незадачливый путешественник, попавший в руки бедуинских женщин, которые лишают его мужского достоинства при посредстве тупых ножей.

— Помогите! — вопил я. — Спасите!

Я был плотно приклеен к ванной. Я корячился в клешнях огромного краба.

Казалось, что прошли часы, хотя я не думаю, что оставался в таком положении больше десяти — пятнадцати минут. Но и этого более чем хватило. Не знаю как, но в конечном итоге мне удалось высвободиться одним куском. Но вред уже был причинен, и две мои коронные драгоценности, которые обычно не крупнее зрелых слив, неожиданно стали как хорошие дыни. Кажется, старина Джеффри Чосер писал еще в четырнадцатом веке:

• Титулованные дамы
• Оторвут вам яйца.

И поверьте мне, эти бессмертные слова выбиты теперь на моем сердце. Три дня я ковылял на костылях, и богу одному известно, сколько дней потом я ходил, как человек, в штаны которому залез дикобраз.

Вот в таком изувеченном состоянии я ехал пятнадцатого мая в Кембридж на свидание с Ясмин. Когда я вышел из машины и заковылял к двери дома, мои шары все еще были в огне и гудели, как чертов бубен. Ясмин, конечно же, захочет узнать, что такое со мною случилось. То же самое и Уорсли. Должен ли я рассказать им правду? Если расскажу, Ясмин лопнет от хохота, и я буквально слышал, как Уорсли говорит в своей глупой напыщенной манере:

— Ты, мой дорогой Корнелиус, слишком уж привержен радостям плоти. Невозможно все время заниматься развратом и ни разу за это не поплатиться.

Не думаю, чтобы такая его и ее реакция сильно улучшили мое самочувствие, поэтому я решил: скажу им, что неудачно растянул связку. Помогал, мол, старушке, споткнувшейся и упавшей прямо у моего порога. Я внес ее в дом и присматривал за ней, пока не приехала «скорая», однако старушка была очень тяжелая, и когда я ее поднимал… и т. д. и т. п. Да, такой вариант сойдет.

Я стоял на крылечке перед входом в наш дом и шарил по карманам в поисках ключа. Еще не успев его найти, я увидел, что к двери пришпилен конверт. Кто-то прикрепил его большой крепкой кнопкой. И очень глупо сделал; я не мог вытащить кнопку, и пришлось разорвать конверт. На конверте не было имени адресата, поэтому я его вскрыл. Глупо не писать на конверте адрес. Так мне это или не мне? Да, мне.

Артур? Какой еще к чертям Артур?

Господи Исусе! Артур — это, видимо, Уорсли! Артур Уорсли!

У меня помутилось в глазах, я покачнулся, я не мог читать дальше. Я отпер дверь, проковылял в дом, нашел бутылку виски, налил себе с полстакана и проглотил одним махом.

Мне было плевать, что там Артур говорит. Они украли драгоценную сперму, а она ведь стоила миллионы. Можно было спорить на что угодно, что все это этот прыщ Уорсли, это он подговорил Ясмин.