Сорванная вуаль - Мартин Дебора

Вот до чего доводит любовь к женщине! Впервые в жизни его сердце сжималось от страха, к тому же от страха не за себя. От мысли, что Мина, леди Марианна, окажется в руках солдат, у Гаррета стыла в жилах кровь. Он не понимал, как ей это удалось, но она проникла в его душу, и он не мог прогнать ее оттуда прочь. Ему этого уже не хотелось. И это было хуже всего.

– Его величество сейчас примет лорда Фолкема, – объявил вошедший в комнату камергер.

Гаррет выпрямился. Сердце сильно забилось в его груди. Он напомнил себе, что это всего лишь еще одна из встреч, на которой он хотел получить сведения, не открывая того, что знает сам. Различие заключалось в том, что на этот раз его собеседником будет король. Размеренным шагом он последовал за камергером в гостиную.

Карл стоял у окна, наблюдая за тем, как в саду под окном его последняя любовница играла в теннис с тремя дамами. Король обернулся, когда вошел Гаррет, и встретил его теплой улыбкой.

– Ваше величество, – почтительно поклонился Гаррет.

– Так ты все же покинул свое убежище?

Гаррет недоуменно посмотрел на Карла. Король усмехнулся:

– Я все думал, чем тебя так притягивает Фолкем-Хаус, что ты даже не удостаиваешь нас своим присутствием. Потом Хамден рассказал мне, что ты заперся в старом имении с новой любовницей. Это многое мне объяснило.

Гаррет не сумел скрыть своей досады.

– Что еще рассказал вам Хамден о моей любовнице?

– Что она – нечто экзотическое, цыганка, или что-то в этом роде… и что у нее острый язычок, что она настоящая красавица и ты ревностно охраняешь ее.

Гаррет почти не слышал последнюю фразу. Значит, Хамден ничего не сказал королю о прежних подозрениях Гаррета в отношении Мины. По крайней мере это было уже хорошо.

– Хамдену следовало бы хоть иногда держать свои наблюдения при себе, – сказал Гаррет, без труда подхватывая роль, которую Хамден бессознательно приписал ему.

– Послушай, Фолкем, ты должен представить свою пассию ко двору. Дай нам всем поглядеть на нее. Или ты для этого и приехал?

Гаррет спокойно встретил вопросительный взгляд короля.

– Нет, ваше величество. На этот раз я приехал просить вашей милости.

– Милости?

– Это касается человека, который нас обоих интересует.

Карл снова подошел к окну и, нахмурившись, посмотрел в сад.

– Твоего дяди?

– Да.

Беспокойство отразилось на лице короля.

– Не знаю, что еще я мог бы с ним сделать. Ты и сам прекрасно справился. Его репутация испорчена, он весь в долгах и потерял множество влиятельных друзей. Никто не осмеливается поддерживать его против тебя.

Мрачная улыбка Гаррета подтвердила слова короля.

– Но еще остается дело о его участии в покушении на вашу жизнь.

– Да, в самом деле, остается, – заметил Карл, задумчиво прищурив глаза.

– Вы уже добились признания от этого врача? – осторожно спросил Гаррет. – Он подтвердил причастность к делу моего дяди?

Карл вздохнул и покачал головой:

– Нет. Но его еще не пытали. Мне противно применять такие варварские методы дознания к человеку столь высокого положения.

Гаррет постарался скрыть охватившую его радость. Отец Мины все еще жив и, очевидно, невредим.

– Но вы уверены, что сэр Генри виновен?

Король поднял руки, явно теряя терпение:

– Не знаю. У меня всегда было… внутреннее убеждение, что он говорит правду. Однако все верят, что он виновен. Яд содержался в его лекарствах. По его собственному признанию, он не выпускал их из рук с тех пор, как его дочь передала их ему.

– Дочь? – спросил Гаррет, изображая на лице непонимание.

– У него была дочь, которая приготовляла эти лекарства.

– И что же с ней?

Выражение презрения появилось на лице короля.

– Глупая девчонка, очевидно, хотя я так бы не подумал, когда впервые увидел ее. Известие об аресте отца так напугало ее, что она бросилась в Темзу и утонула.

– Действительно глупая, – пробормотал Гаррет, снова стараясь скрыть свою радость. Слава Богу, никто не подозревал, что Марианна жива. – Поскольку лекарства приготовила она, вы думаете, что яд попал в них не без ее участия?

– Это возможно, я полагаю, хотя и очень странно. Сэр Генри настаивает, что она приготовила их и сразу же отдала ему. Значит, он не выпускал их из рук. Он мог бы солгать или даже обвинить дочь, благо она умерла, но он не сделал этого. Он, кажется, тоже озадачен всем случившимся. Конечно, я допускаю, что дочь сэра Генри могла сама подсыпать яд, а потом убить себя, поняв, что ее обязательно разоблачат. Кто знает? Но я не верю, что она одна задумала это коварство.