Нежный наставник - Шоун Робин

Сегодня утром, после признания Ребекки Уолтерс, Элизабет собиралась отправиться в Итон. Но ее сыновья таинственным образом прибыли к дверям дома графини. Они только сказали, что лорд Сафир подвез их, поскольку они нужны были своей матери.

Она смогла наконец выплакать столь долго сдерживаемые слезы и испытать непривычные ощущения, когда оба ее сына оказались рядом, чтобы утешить ее. Филипп и графиня с первого взгляда прониклись друг к другу взаимной симпатией, и пока графиня знакомила младшего сына Элизабет с тонкостями турецкой бани, сама Элизабет беседовала с Ричардом об отце, об обществе уранианцев, о горьких сожалениях, что она не смогла уберечь его от них.

Это было две недели назад, и вот теперь здесь она сама вела себя как ребенок. Она хлюпала носом, боясь отпустить спасительные ручки кресла, и утирала непрошеные слезы.

Ричард вытащил из кармана большой белый платок и протянул его ей.

— Тебе надо высморкаться, мама.

Громкий смех разрядил обстановку. Она взяла платок.

— Я могла бы отлично обойтись и своим собственным, спасибо.

— Ты не волнуйся, мамочка, я все равно не хочу лодку. Графиня дала нам отличную книжку, называется «Тысяча и одна ночь». Я теперь хочу быть джинном. Тогда я буду жить в волшебном кувшине и исполнять разные желания людей. Им обычно хочется чего-нибудь дурного, так что мы не соскучимся.

— Филипп, ты неисправим. — Элизабет не удержалась от хитрой усмешки. — Я полагаю, что теперь, когда ты стал мужчиной, тебе уже не нужна коробка шоколада.

Филипп стрелой метнулся к ее сумочке.

— Еще как нужна!

— А я бы не отказался от коробки ирисок, если она по случаю найдется, — произнес Ричард ломающимся голосом, хотя ему и хотелось казаться совсем взрослым.

— Простите, миссис Петре, если вам нужно еще несколько минут…

Филипп и Ричард разом вскочили, смущенные, что их застали в столь недостойном положении.

Мужчины не должны стоять на коленях у ног матери. Филипп спрятал за спину коробку конфет. Элизабет сделала глубокий вдох и расправила плечи. Настало время отпустить их.

— Нет, благодарю вас, декан Симмейсон. — Она поднялась. — Мне надо успеть на поезд.

— Счастливого пути, миссис Петре. — Лысоватый декан вежливо склонил голову. В отличие от декана Уитекера в Итоне он не чурался общества женщин. — Мастер Ричард, мастер Филипп, берите ваши вещи. Брэндон и Лоуренс проводят вас наверх. До обеда у вас еще будет достаточно времени, чтобы ознакомиться с обстановкой.

Мальчики дружно повернулись, словно солдаты, марширующие в казармы. Скоро настанет день, когда голос Ричарда перестанет ломаться, и он выйдет из этого опасного переходного возраста. Филипп тоже подрастет и уже не будет нуждаться в ее помощи.

Но этот день еще не настал.

— Одну минутку, пожалуйста, — произнесла Элизабет дрогнувшим голосом. — У тебя не закрыт саквояж, Ричард. — Вытащив из сумочки коробку ирисок, она наклонилась и сунула их в его саквояж.

Когда Элизабет выпрямилась, Ричард порывисто обнял ее, зарывшись лицом у нее на груди.

— Все будет в порядке, мама. Я тут поговорил с одним человеком, и он мне популярно объяснил насчет… ну, кое-каких дел. В общем, пожалуйста, не плачь больше, с этим покончено. Мы с Филиппом рады, что ты разводишься с отцом. Если ты не найдешь счастья и продолжишь плакать, я буду волноваться за тебя во время занятий и не смогу поступить в Оксфорд.

— Ладно. — Элизабет с трудом удерживала слезы, пытаясь подольше сохранить родной запах волос и кожи Ричарда и теплое влажное дыхание. — У нас такого не может быть, верно?

— Конечно, не может. — Он потерся лицом о ее воротник, как делал всегда, когда хотел утереть слезы; а иногда использовал в качестве носового платка, когда не хотел сморкаться. — Я люблю тебя, мамочка. И пожалуйста, не вини себя в том, что произошло.

За вагонным окошком мелькали пригороды Лондона. Ритмичный перестук колес и покачивание вагона убаюкивали ее измученное тело, погружая в состояние полной расслабленности. И вдруг мужчина, которого она безнадежно пыталась изгнать из своей памяти в эти последние две недели, вновь ворвался в ее мысли.

Может, она и поверила бы ему, подумала она, зажмурившись, чтобы удержать воспоминания. Если бы он дал ей эту возможность. Ведь он мог предотвратить ее несчастья. Он мог бы все рассказать ей раньше, и не пришлось бы переживать весь этот ужас. Возникнув однажды, воспоминания продолжили свой неудержимый бег.