Фаворитка императора - Бенцони Жюльетта

– Ты должна подать руку, – прошептал у ее шеи голос кардинала.

Глаза всех были прикованы к Марианне. Удивленные – отца Амунди, властные и умоляющие – кардинала, насмешливые – Маттео Дамиани. Пожалуй, именно его взгляд заставил ее решиться. Она смело положила руку на предложенную ей, и та нежно, с такой осторожностью, словно боялась причинить боль, сомкнулась на ней. Через кожу перчатки Марианна ощущала ее тепло, живую упругость тела. Она вспомнила услышанные так недавно слова.

«Никогда больше мы не будем так близки…» – сказал голос.

Теперь старый священник произносил привычные слова, частично заглушенные новым ударом грома.

– …Я объявляю вас соединенными на радость и на горе – и только смерть может вас разлучить.

Марианна почувствовала, как затрепетала удерживающая ее рука. Из-за занавеса появилась другая рука, быстро надела ей на безымянный палец широкое кольцо, затем обе исчезли в укрытии, увлекая за собой руку молодой женщины, которая внезапно содрогнулась всем телом: прежде чем отпустить руку, к ее пальцам прижались горячие губы.

Мимолетное пугающее прикосновение прервалось. Только вздох послышался из-за бархатной преграды. Перед алтарем на коленях молился отец Амунди, так согнув спину под ризой, что напоминал тюк ткани, отражавшей складками свет. Снова прогремел раскат грома, более сильный, чем два предыдущих, такой ужасный, что даже стены задрожали. И тут же небо прорвалось. Обрушился поток воды, водопадом заливая крышу. В одно мгновение часовня и находившиеся в ней оказались отрезанными от всего мира, но, словно ничего не слыша, старый капеллан спокойно направился к маленькой ризнице, унося священную утварь. Тогда Маттео резким движением почти сорвал с себя стихарь.

– Надо пойти за каретой! – воскликнул он. – Не может же княгиня по такой погоде идти на виллу.

Он стремительно направился к двери. Тут робко подал голос Гракх:

– Не могу ли я сопровождать вас и чем-нибудь помочь?

Управляющий смерил его взглядом с головы до ног.

– Для этого есть достаточно слуг! И вы не знаете наших лошадей. Оставайтесь здесь!

Повелительным жестом призвав к себе двух слуг с факелами, он открыл дверь и бросился в бурю, нагнув голову, сопротивляясь ветру, как разъяренный бык. Бросив растерянный взгляд в сторону черного алькова, откуда не раздавалось больше ни шороха, ни звука, Марианна нашла убежище около крестного. Эта внезапная гроза, разразившаяся точно в момент заключения союза, была последней каплей в чашу ее терпения.

– Это предзнаменование! – прошептала она. – Дурное предзнаменование!

– Ты стала суеверной? – проворчал кардинал. – Тебя не так воспитывали. Это из-за Корсиканца, я думаю, ты стала такой. Говорят, что он суеверен до безрассудства.

Она внутренне сжалась перед этим плохо укрытым гневом, который не могла объяснить… если только кардинал тоже не был потрясен грозой и хотел таким образом успокоить себя. Он, может быть, решил рассеять ребяческий страх Марианны своим презрением, но достигнутый им результат оказался иным. Напоминание о Наполеоне благотворно подействовало на Марианну. Словно всемогущий Корсиканец вошел в часовню с его орлиным взглядом, повелительным голосом и той неумолимой суровостью, о которую разбивались самые сильные! Ей почудилось, что она слышит его насмешливый голос, и суеверный страх мгновенно улетучился. Ведь, прежде всего, ради него согласилась она на этот странный брак, ради зачатого им ребенка. Скоро… наверно, завтра, она уедет во Францию, к нему, и все это останется в ее памяти как дурной сон.

Через несколько минут Маттео вернулся. Не говоря ни слова, он с таким надменным видом предложил Марианне руку, что она, словно ничего не заметив, окинула его холодным взглядом и сама пошла к двери. При входе сюда ее поддерживал крестный, а выйти ей придется одной, раз не было супруга, чтобы подать ей руку. Необходимо, обязательно необходимо дать понять этому мужлану с наглым взглядом, что отныне она собирается поступать здесь как полноправная хозяйка или, по меньшей мере, требовать к себе отношения как к таковой.

Снаружи ожидала карета с опущенной подножкой, невозмутимо стоя под ливнем, слуга держал дверцу открытой. Но между нею и порогом часовни образовалась широкая, непрерывно увеличивающаяся лужа. Марианна подобрала шлейф своего бесценного платья.

– Если госпожа княгиня позволит… – раздался сзади голос.

И прежде чем она смогла запротестовать, Маттео подхватил ее на руки, чтобы перенести через препятствие. Она вскрикнула и рванулась, пытаясь избавиться от отвратительного прикосновения цепких рук, плотно прижавшихся к ее бедрам и подмышке, но он держал ее слишком крепко.