Дикая звезда - Коултер Кэтрин

Лорел осторожно приподнялась и направила его в себя. Неудержимая дрожь потрясла Брента, и его мачеха поняла, что уже не вкусит наслаждения. Ничего, подумала она, он юный и сильный, великолепный самец. Времени еще достаточно. Долгие послеобеденные часы. И последующие дни. Она получит от него наслаждение, которого так жаждала. Она увидела, как напряглись сухожилия на его шее, когда он достиг кульминации. Его блестящие синие глаза, глубокие и таинственные, как штормовое море, сузились, словно от боли.

— Можешь, Брент, — снова прошептала она и изо всех сил вжалась в него, как в седло, пока наконец не почувствовала, как в нее ударила струя его семени.

Она целовала его взасос, крепко прижимаясь всем телом. В полном восторге она почувствовала, как он снова возбудился. Целый час она учила его доставлять ей наслаждение. Тепло его губ, его язык потрясали ее лоно.

— Как хорошо, — задыхаясь твердила она. — Осторожно, любовь моя, осторожно…

Брент вкусил ощущение своей безмерной мощи, своего триумфа, когда ее плоть взорвалась от доставленного им наслаждения. Он повернул ее на спину и лег сверху между раздвинутыми бедрами. Брент забыл обо всем на свете, кроме нараставших в нем острейших ощущений.

— Боже мой!

Прошло несколько мгновений, прежде чем он осознал, что слышит голос отца. Все ощущения разом пропали, как если бы их никогда и не было. Он рывком отпрянул от нее, скатившись по сбившимся покрывалам, и, дрожа всем телом, выпрямился рядом с кроватью. Взгляд его был прикован к отцу.

— Господи, мой собственный сын! Ты, грязный подонок! — Лицо отца пошло от ярости багровыми пятнами. Взгляд остановился на свидетельстве его мужской зрелости.

— Потаскуха! Шлюха! — кричал на свою жену Эйвери Хаммонд. — Боже мой! Тебе место в преисподней! — Он вылетел из спальни, и Брент слышал звук его лихорадочно быстрых шагов по длинному коридору.

Стремительно поднявшаяся с кровати Лорел заворачивалась в покрывало.

— Он не должен был вернуться, — тупо проговорила она. — Во всяком случае, до завтра.

— Но он вернулся, — возразил Брент. Его мысли словно сковало морозом. Он уже надевал сапоги, когда в дверях вновь появился отец, на этот раз с плеткой в руке.

— Я сейчас спущу кожу с твоей задницы, распутница! — визгливо заорал он на Лорел.

Брент быстро шагнул вперед и встал перед отцом.

— Отец, остановитесь! Пожалуйста, она не виновата, сэр. — Брент словно стал выше ростом, к нему вернулась его гордость. — Это я соблазнил ее, отец.

Я.., изнасиловал ее. Она ни в чем не виновата. Она не хотела меня.

Эйвери Хаммонд остановился на полпути к Лорел, сотрясаемый гневом, когда смысл слов сына дошел до его сознания. Его красавец сын, его плоть и кровь, его гордость… О Боже… Смутно, словно издалека, он слышал, как тихо всхлипывала жена. Брент, его сын…

Необузданный, не контролирующий себя, юный. Безудержный, каким был он сам в этом возрасте. «Но она же моя жена», — сверлило в мозгу.

— Бесчестный бастард! — пронзительно выкрикнул отец. Он почувствовал, как кровь прилила к вискам. Подняв плетку, он с силой ударил сына. Плетка рассекла тому лицо.

Брент ощутил жгучую боль, но не пошевелился. Он почувствовал на щеке теплую кровь, которая тут же стала стекать каплями с подбородка на ковер. Ему вдруг пришло в голову, отмоется ли кровь с дорогого турецкого ковра его матери.

— Я больше не желаю тебя видеть, — проговорил Эйвери Хаммонд, опуская плетку. Рука его дрожала. О Боже, он изуродовал сына! Брент ни на миг не отрывал взгляда от его лица, и Эйвери почувствовал, как внутри у него что-то умерло. Он снова представил себе могучее тело сына, энергично поднимавшееся и опускавшееся между ног его собственной жены. — Ты недостоин стать моим наследником. Я отрекаюсь от тебя. Живи с этим позором весь остаток жизни. И прочь отсюда, до захода солнца, иначе я тебя убью.

Брент был не в силах сдвинуться с места.

— Вон отсюда, и будь ты проклят!

Брент медленно прошел мимо отца и вышел из спальни. До ушей доносились тихие рыдания Лорел и тяжелое дыхание отца.

Он не чувствовал боли от раны на рассеченной щеке. Не чувствовал ничего, кроме полной опустошенности.

Глава 1

Сан-Диего, Калифорния, март 1853 года

Ленч начинался достаточно спокойно. Элис Девит накладывала в тарелки тушеное мясо, а Байрони ставила их перед братом и отцом. Вот уже три месяца, как добрейшей толстухе Марии пришлось покинуть этот дом. Они не могли позволить себе платить ей даже нищенское жалованье.