Роковой выбор - Холт Виктория

Сама же Мария-Беатриса была в превосходном настроении. Она сказала мне по секрету, что хотела бы крестить девочку по католическому обряду, но боится, что против этого будут возражения.

– Ваш отец тоже этого желает, – сказала она. – И я возьму на себя смелость. Я прикажу отцу Голлису окрестить ребенка прежде, чем кто-нибудь сможет мне помешать.

При общей нелюбви к католикам это был очень смелый поступок. Я знала, что отца очень огорчало то, что нас с Анной воспитывали протестантками, и если он и пошел на это, то только потому, что иначе нас вообще могли отобрать у него.

Меня изумила отвага обычно кроткой Марии-Беатрисы; но я уже начинала понимать, что люди способны на многое ради своей веры.

Разубеждать ее было бесполезно, и отец Голлис окрестил маленькую Катарину-Лауру. Катариной ее назвали в честь королевы, а Лаурой в честь матери Марии-Беатрисы.

Мария-Беатриса не сомневалась в своей правоте. Я думаю, это было потому, что, какой бы проступок она ни совершила в глазах двора, она была права перед Богом.

Однако несколько дней спустя она выглядела немного смущенной, когда сказала мне, что король заявил о своем намерении посетить Сент-Джеймский дворец, чтобы обсудить церемонию крещения.

Я была в ужасе.

– Король рассердится, – сказала я. – Вы проявили большую смелость. Самого его это не волнует, но он всегда вынужден принимать в расчет ненависть, которую народ питает к католикам.

Мария-Беатриса высоко держала голову, но я видела, что ей не по себе. Я умоляла ее рассказать мне, что скажет король, когда приедет. Я чувствовала, что ей придется нелегко, несмотря на все королевское добродушие.

Она сдержала слово и сразу после разговора с королем послала за мной. Поспешив к ней, я застала ее озадаченной.

– Я рассказала королю, что я сделала, – сказала она. – Он совсем даже не рассердился. Он как-то рассеянно улыбнулся и заговорил о другом. Я вне себя от радости. Моя девочка – католичка, даже если она и родилась в этой еретической стране.

– Не будьте слишком уверены, – сказала я. – Вокруг вас есть люди, которые еще могут навредить вам.

На следующий день мне сказали, что ребенка будут крестить в Королевской часовне по обряду англиканской церкви и церемонию совершит один из епископов.

Я была поражена. Мария-Беатриса сказала, что король, верно, не понял, что она ему сказала.

– Понял, – заверила я ее. – Он просто отметает в сторону все неприятное. Он понимает, что вы сделали. Другой бы разъярился… заточил вас в Тауэр. Но король поступает по-другому. Он просто делает вид, что ничего не случилось. Но он настоит на своем и Катарину-Лауру будут крестить по обрядам англиканской церкви.

– Но она католичка. – Мария-Беатриса чуть не плакала. Она была ошеломлена. Она не понимала обычаев нашего двора. Король так мило… с улыбкой, без всяких признаков гнева просто пренебрег ее ребяческой выходкой. Для него ее просто как бы и не было.

Вскоре я услышала, что мы с Анной будем крестными вместе с герцогом Монмутским.

Когда все закончилось, ко мне пришел отец.

– Герцогиня говорила тебе, что ребенка уже крестили по католическому обряду?

– Да, – отвечала я.

Он нахмурился, пристально глядя перед собой.

– Король говорил со мной очень серьезно, – продолжал он.

– Король вел себя с герцогиней так, как будто это не имело значения.

– Он понял ее побуждения. «Она молода, – сказал он. – Она не представляет себе значения своего поступка. Ее не приходится осуждать, но надо следить, чтобы она впредь не совершала подобных глупостей». Если бы это стало известно, Голлиса бы четвертовали. А меня и герцогиню по меньшей мере перестали бы допускать ко двору. Никто не должен знать, что такая церемония состоялась. Пожалуйста, никогда не упоминай о ней.

Я поняла. Я быстро взрослела. Я видела, какой опасности могли подвергнуться мой отец и моя мачеха.

Я бросилась к нему в объятия.

– Я обещаю, обещаю, – воскликнула я.

ЗАМУЖЕСТВО

С тех пор как нас представили ко двору, жизнь изменилась. Мы часто бывали в обществе короля. Анна и я с нетерпением дожидались таких случаев, потому что он обращался с нами ласково, без всяких церемоний, как любящий дядя.

Однако, оглядываясь теперь назад, я вижу эти отношения совсем в ином свете!

Тогда я думала, что все его ласковые слова и поступки вызваны только его любовью к нам. Он нас и любил, по-своему, но теперь мне известно, какова была его главная цель. Мы были на его попечении. Мы были в числе наследников престола, и дядя хотел, чтобы народ знал, что, несмотря на увлечение его брата католичеством, он позаботился о том, чтобы нас вырастили как истинных протестанток.