Роковой выбор - Холт Виктория

Уильям поблагодарил доктора Тиллотсона за гостеприимство, но сказал, что предпочитает остановиться в гостинице. Однако он принял от него деньги взаймы и сказал, что не забудет его доброжелательства.

Было высказано много сочувствия в адрес Вильгельма и много осуждения в адрес моего отца, которого обвиняли в бедственном положении принца. Это было как раз то, на что он рассчитывал, и чуть ли не впервые со времени нашего бракосочетания я видела его довольным.

Из Уайтхолла поступали еще предложения вернуться и подождать попутного ветра, но Уильям отказался довольно бесцеремонно и предпочел поближе сойтись с доктором Тиллотсоном, который, как мне стало известно, выступал с яркими проповедями против католицизма.

Во время нашего пребывания в Кентербери мы часто с ним встречались. Он был очень мягкий и приятный человек. Уильям не приходил ко мне по ночам, я была все еще в Англии, и у меня появилось чувство какой-то успокоенности.

Это был сам по себе странный эпизод; я никогда раньше не останавливалась в гостинице, так что для меня все это было в новинку. В Кентербери я получила и печальное известие о смерти от оспы леди Фрэнсис Вилльерс. Я вспомнила о моем давнем приезде в Ричмонд и как были обнаружены мои письма к Фрэнсис Эпсли. Такие вещи обычно припоминаешь, когда знаешь, что никогда больше не увидишь человека.

Как примут эту скорбную новость сестры Вилльерс, ожидавшие нашего прибытия в Маргейте, подумала я.

Я еще больше стала бояться за мою сестру Анну, с волнением ожидая о ней известий.

Ветер изменился, и Уильям не желал терять больше времени.

Встреча с Анной Трелони принесла мне облегчение. Сестры Вилльерс были сражены горем, узнав о смерти матери. Я разделяла их скорбь, но моя первая мысль была об Анне.

Ноябрь – не лучшее время для такого путешествия. Не успели мы покинуть Маргейт, как поднялся ветер. Как сокрушали его порывы наш бедный корабль. Как жестоко рвал он паруса! Я думала, что мне приходит конец. Всех женщин, кроме меня, тошнило. Вероятно, я была настолько несчастна, что даже шторм не пугал меня. Я сидела в каюте, нисколько не беспокоясь, что может случиться со мной. Если бы я погибла, мне бы не пришлось ехать в Голландию и быть женой Вильгельма Оранского. В этой мысли я находила какое-то утешение.

Ветер немного утих, когда мы приближались к побережью.

Измотанные бурным плаванием, мы высадились в местечке под названием Тер-Хайде, и оттуда нас сразу же доставили во дворец. Я была слишком измучена, чтобы думать о чем-то, кроме отдыха. В первую ночь в своей новой стране я спала долго и крепко.

ПРИНЦЕССА ОРАНСКАЯ

Строго конфиденциальный визит.

Я полагаю, никто не может оставаться в подавленном состоянии вечно, в особенности в молодости. Мне было только пятнадцать лет, я была наивна не по годам, а молодежь всегда надеется на лучшее и быстро восстанавливает свои физические и духовные силы.

После плавания в бурном море было облегчением оказаться на суше, и я поняла, что мне все-таки хотелось жить.

Дворец в Гааге произвел на меня большое впечатление. Это был великолепный готический замок на берегу удивительно красивого озера.

Пышность дворца объяснялась тем, что он являлся официальной резиденцией штатгальтера, и, хотя он произвел на меня сильное впечатление, я с радостью узнала, что жить мне придется в другом месте.

Там было еще две постройки, образующие дворцовый ансамбль. Одной из них был Старый двор, красивое здание, очень мне понравившееся, где жили обычно вдовствующие принцессы, но еще больше мне понравилась другая – Лесной домик, – и я была в восторге, узнав, что он станет моим домом.

Судя по его названию, он должен был располагаться в лесу, но на самом деле он был окружен со всех сторон прекрасными садами. К дому были пристроены два новых крыла для моей свиты.

Лесной домик находился на расстоянии мили от Гаагского дворца, и между ними тянулась длинная аллея, увенчанная величественным памятником штатгальтеру Вильгельму-Генриху, дедушке моего мужа.

Поселившись в Лесном домике, я стала с большей надеждой смотреть в будущее, потому что, несмотря на его величину, в нем чувствовался какой-то особый уют. Стены бального зала были увешаны портретами, и среди них был портрет моего деда, незабвенного мученика Карла I. Мне показали и еще один портрет моей родственницы. Это была моя тетя Мэри, выданная замуж в Голландию и ставшая матерью моего мужа.