Любовь и вечность - Картленд Барбара

Нирисса долго не могла избавиться от ощущения, что сестра обращается с ней как дама из благотворительного общества, раздающая подарки бедным детям. Однако, когда дорожный сундук прибыл, Нирисса уже не в состоянии была справиться с чисто женским возбуждением.

Прошли годы с тех пор, как она в последний раз надевала новое платье.

Приподняв покатую крышку дорожного кожаного сундука и увидев его содержимое, мисс Стэнли почувствовала, как поднялось у нее на строение, и никто, даже Дельфина, не сумел бы заставить ее почувствовать себя несчастной в тот момент.

Все платья оказались модными и в отличном состоянии. Видимо, Дельфина просто никогда не надевала ничего, что нуждалось даже в малейшей починке.

Большую часть отосланных младшей сестре платьев старшая отвергла, раз надев, из опасения критики своих соперниц, которые осудили бы ее за повтор.

Нириссе не дано было узнать, как по возвращении в Лондон Дельфина велела своей горничной отложить в сторону самые замысловатые и вычурные наряды, а также те, которые могли бы, по ее мнению, привлечь внимание к сестре.

Однако Нириссе все присланное казалось настолько восхитительным, что она как на крыльях полетела это примерять.

По три вечерних и дневных платья, дорожное платье и плащ, а также (уж на это она и не смела надеяться) очаровательная амазонка для верховой езды.

Сначала она думала, что Дельфина прислала только один этот дорожный сундук, но, оказалось, было еще несколько меньших по размеру коробок, в которые упаковали туфли, шляпки, перчатки и множество прочих мелочей.

Даже Гарри потрясло великодушие Дельфины, но, прочитав записку, посланную старшей сестрой накануне отъезда из Свайра, он сказал:

– Уверен, тебе, как и мне, хотелось бы швырнуть все это ей лицо!

Нирисса даже вскрикнула.

– Эти вещи теперь мои, и я не смогу заставить себя расстаться с ними! Пусть мне их подарили скрепя сердце, дареному коню в зубы не смотрят!

Гарри рассмеялся и, обняв младшую сестренку, неожиданно поцеловал ее.

– Ты такая чудная, – сказал он, – надеюсь, однажды я найду тебе мужа, который станет заботиться о тебе и обеспечит тебя всем, чего бы ты ни пожелала.

– Сейчас мне ничего больше не нужно, – призналась Мирисса, – лишь бы скорее увидеть Лин и покататься на лошадях герцога.

– Да будет так! – пылко согласился Гарри. – Сегодня я отправляюсь в Оксфорд и постараюсь выпросить, одолжить или украсть какую-нибудь приличную одежду, чтобы тебе не было за меня стыдно.

– Что ты! Я в любом случае никогда не буду стыдиться тебя!

– Когда я сообщу лучшему портному Оксфорда, что я намерен потратить у него весьма приличную сумму, я уверен, он сумеет за это время как-нибудь экипировать меня, – усмехнулся Гарри, – особенно когда я расскажу ему, куда я еду!

Нириссе показалось это неразумным, но она промолчала.

Она знала, как расстраивался Гарри из-за своей ужасной одежды на фоне шикарно одетых приятелей-студентов.

Она вспомнила изящно повязанный шейный платок герцога в тот вечер, когда он приезжал в «Приют королевы», и накрахмаленные уголки воротничка его рубашки, упиравшиеся в подбородок.

«Если Гарри рассчитывает походить на герцога, его постигнет разочарование», – подумала она.

Но она-то считала, что никто не может сравниться с братом ни по привлекательности, ни по доброте и чуткости.

«И почему мы должны под кого-то подстраиваться?»– спросила девушка у своего отражения в зеркале, горделиво вскинув подбородок жестом, изображенным на всех портретах ее предков из знаменитого рода Стэнли.

До самого последнего момента казалось, что они не смогут подготовиться к отъезду в пятницу утром, когда герцог пришлет за ними свою карету.

Нирисса предположила, что герцог договорился разместить своих людей и лошадей у маркиза с тем, чтобы им не пришлось делать с утра большой перегон.

«Чтобы все переделать и успеть, мне придется допоздна не ложиться в четверг», – подумала она.

Когда-то одежда отца заказывалась у отличного портного, но, конечно, за эти годы она потеряла вид, и сейчас, чтобы придать ей хотя бы относительную представительность, пришлось часами чистить, отпаривать и отглаживать все вещи.

Само собой разумеется, меньше всего это интересовало самого Марка Стэнли. Единственное, что было для него важно, – успеть привести в окончательный вид главу, не пропустив ничего характерного для елизаветинской эпохи. Тогда, добавив свои впечатления о Пине, он получит полную картину архитектуры того времени.