Проснись, моя любовь! - Шоун Робин

Элейн пристально вгляделась в склоненное лицо: сильно загоревшая кожа, белый рубец от правой брови и почти до уголка губ. В распахнутых синих глазах сверкал вызов.

Он хотел причинить боль Морриган.

Сердце Элейн пропустило удар и бросилось нагонять упущенный ритм.

Он хотел причинить боль ей.

Лицо резко устремилось вниз. Его губы накрыли ее - горячие, такие горячие, что Элейн показалось, что ее сжигают заживо. Что-то влажное и еще более горячее просовывалось между губами.

Бог мой, подумала она, инстинктивно сжимая губы, это же французский поцелуй.

Мэтью никогда так не делал. И не хотел делать. И не сделал бы.

Скользкое вторжение прекратились. Облегчение немедленно сменилось ужасом, когда ее нижнюю губу засосало внутрь горячей и мокрой плоти. Острые зубы вонзились в нежную кожу. Больно. Невольный протест перерос в неожиданный выпад:

- Не надо, остано…

Мокрое, жадное тепло вторглось в рот. Вкус мужа Морриган состоял из бренди, соли и чего-то чисто мужского. И все это было чужим. Агрессивным. Ничто в предыдущей жизни Элейн не подготовило ее к такой грубой сексуальности - ни брачные пособия, ни фантазии, ни, уж тем более, семнадцать лет брака с милым, мягким и утонченным Мэтью.

Мужчина сильнее обхватил ее правой рукой. «У Морриган на попе будут синяки», - подумала Элейн. Мысль немедленно испарилась, когда она почувствовала, что лобок трется об оттопыренную кожу бриджей, почувствовала масляное мягко-твердое шероховатое трение возле половых губ. Его язык вышел только для того, чтобы с силой втолкнуться внутрь.

Наружу. Трение. Внутрь. Трение. Наружу. Трение. Внутрь.

Глубоко.

Сильно.

Горячо.

Проникающе.

Как толчок мужчины.

Электрический ток пробежал от рта к груди и ниже, к плоти меж ног. Элейн застыла от шока, вызванного затопившей волной ощущений. Она даже не представляла, что существует такой жар, такое вожделение. От простого поцелуя. Унизительно было сменить цивилизованное поведение на чистые животные инстинкты. Всю жизнь она лишь предавалась тайным фантазиям, сейчас - была шокирована до глубины души.

Движение бедер прекратилось. Одновременно влажный горячий язык отпрянул, а твердо державшие руки разжались. Элейн открыла глаза. Она не заметила, когда их закрыла.

Зрачки мужчины расширились до такой степени, что трудно было рассмотреть синие радужки вокруг. На ее глазах зрачки сузились. Правый уголок рта поднялся вверх, изгибаясь к белому тонкому шраму. Он отступил.

- А сейчас, мадам, вы оденетесь к ужину. И когда прозвучит гонг, вы присоединитесь ко мне внизу. Если вы наденете то отвратительное серое платье, я разорву его прямо на вас перед всеми слугами. А если вы не присоединитесь ко мне, я отнесу вас вниз, привяжу к стулу и насильно накормлю. Мы поняли друг друга?

Голос был глубоким, звучным; слова произносились безупречно четко. У Элейн в университете был один заслуженный профессор с таким говором. Он тоже был англичанином.

Его глаза сузились до синих щелочек.

- Мне передали, что у вас болит горло, хотя, по моему личному мнению, единственное, что у вас нездорово - это душа. Но я не буду обвинять без доказательств. На сей раз, я прощаю ваше молчание. Однако это не значит, что я прощу мрачное и невоспитанное поведение. Если вы не способны разговаривать, можете кивнуть. Повторяю, мы поняли друг друга?

Элейн кивнула. О, да, она поняла его. Громко и ясно. Вполне очевидно, он найдет способ превратить жизнь Морриган в ад на земле.

- Прекрасно. Мы обсудим дальнейшее за ужином. Вы будете носить волосы распущенными до тех пор, пока я не скажу иначе. Бог-свидетель, кроме волос, больше взглянуть-то особенно не на что.

Ледяной холод затопил Элейн от ушей до пальцев ног. С тех пор, как в конце шестидесятых-начале семидесятых она была студенткой-пышечкой, над ней никто не смеялся. Нагота, казавшаяся естественной при поцелуе, теперь стала смущать так остро, что это причиняло боль.

Тонкие темные волоски на ногах поднялись, будто наэлектризованные. Она боролась с этим чужим для нее телом, пытаясь стоять прямо и ровно. Впилась ногтями в ладони, чтобы не сорваться и не нагнуться за полотенцем в попытке скрыть физические изъяны Морриган - сейчас и ее изъяны.

Он отвернулся с таким видом, как будто то, что он видел перед собой, не стоило того, чтобы на это смотреть. И прошел к закрытой ранее двери. Элейн никогда не видела такой прямой и величественной походки. На пороге он остановился.