Рубин королевы - Бенцони Жюльетта

Рассказчик умолк и хлопнул в ладоши – по этому знаку прибежала служанка, и маркиз отдал ей краткое приказание. Чуть позже женщина явилась снова – на этот раз с подносом, на котором стояли два оловянных кубка и графин с вином. Почтительно присев в реверансе, служанка поставила все это на стол перед хозяином. Не вымолвив ни слова, маркиз наполнил кубки и предложил один из них своему гостю.

– Попробуйте «Амонтильядо», – посоветовал он. – Если вы знаете толк в винах, вам должно понравиться...

Даже если бы это был яд Борджиа, Морозини согласился бы выпить зелье – ведь оно служило знаком примирения. Но это было вино, к тому же приятное на вкус: мягкое и очень душистое.

По всей видимости, Фуенте Салида нужно было подкрепиться: он один за другим осушил два кубка подряд.

– Не знаю, ваш рубин тому виной или что-то еще, – вновь заговорил он, – но в августе громадную флотилию – сто двадцать кораблей! – изрядно потрепала в Ла-Манше сильная буря. Ища убежища, они отправились в Англию, где несколько кораблей пропали. Слава Богу, эта участь не постигла тот, на котором находилась принцесса, но прошло больше месяца, прежде чем она сошла наконец на низкий берег Фландрии, и еще месяц, прежде чем соизволил появиться жених.

– Как? Он не прибыл в порт встретить свою невесту?

– Да нет же, Господи! Он охотился в Тироле. И тогда и после ему не приходило в голову особо усердствовать в заботе о жене. Впрочем, было и к лучшему, что их первая встреча отложилась: Хуана сошла на берег вымокшая до нитки, измученная морской болезнью, да к тому же с чудовищным насморком. Но все же, едва она ступила на землю, было сделано самое необходимое, и вАнтверпене она впервые увиделась с некоторыми членами своей будущей семьи – с Маргаритой, которой предстояло стать ее невесткой, и с бабушкой, Маргаритой Йоркской, вдовой Карла Смелого.

– А то, что жених не слишком к ней торопился, не ранило принцессу?

– Нет. Хуане сказали, что он занят государственными делами, а она с детства привыкла с уважением относиться к этому аргументу. Знаете, она была, наверное, лучшей из принцесс ее возраста...

– Вы говорите о ней так, словно были с ней знакомы, – заметил Морозини, тронутый неподдельной страстью, звучавшей в голосе старика, не по своей воле принимавшего его у себя.

Не ответив, Фуенте Салида встал, достал из темного угла Комнаты плоский сверток из грубой ткани, развязал его и, достав портрет, разложил полотно на столе, прямо под большим канделябром с полуоплывшими свечами.

– Посмотрите на это нежное, это восхитительное лицо, такое молодое, но такое серьезное! Это лицо юной девушки, наделенной всеми достоинствами, живым умом, способностями к искусству: Хуана рисовала, писала стихи, играла на многих музыкальных инструментах, знала латынь и другие языки, танцевала с бесконечной грацией. Единственное темное пятнышко: склонность к меланхолии, унаследованная от бабушки-португалки... Ее мать имела все основания считать, что она станет замечательной императрицей рядом с достойным ее супругом. Но она не могла даже на секунду предположить, что тупица и грубиян, злоупотребляя страстью, которой пылала к нему Хуана, приведет ее на грань безумия...

Не стану рассказывать вам всю ее историю – ночи бы не хватило. Поговорим только о том, что вас интересует: о рубине. Вы легко догадаетесь, что после первых ночей любви, – а он тоже любил ее, до тех пор, пока не стал третировать, пока не стал пренебрегать ею и не вернулся к своим любовницам! – так вот, после первых ночей любви она подарила ему драгоценность, которую некоторое время он с гордостью носил... Но через некоторое время она заметила, что он больше не носит этот камень. Бедная девочка решилась спросить, где ее подарок. Филипп не задумываясь ответил, что он куда-то подевался, но, конечно, в один прекрасный день найдется.

– И нашелся?

– Да. Три года спустя. История двигалась гигантскими шагами. Скончался брат Хуаны, принц Австрии, за ним пришел черед старшей сестры – Изабеллы, чей единственный ребенок тоже угас в 1500 году. И вот Хуана и ее супруг оказались наследниками двух корон: Кастилии и Арагона. Они вернулись в Испанию, чтобы получить признание их католических величеств и кортесов. Но Филиппу Испания скоро, надоела, фламандскому жуиру здесь нечего было делать. Он уехал на родину, а его жена сходила с ума от отчаяния, но вынуждена была оставаться здесь. Когда наконец после нескольких сцен, сильно встревоживших ее мать, несчастную отправили к мужу, уже началась зима. Погода стояла ужасная, все бури со всего света трепали корабль, на котором она плыла в Брюгге. Когда же наконец она высадилась на берег, в разгаре было празднество, устроенное ее обожаемым супругом, на котором он бесстыдно демонстрировал свою последнюю пассию: прелестное создание с золотыми волосами, распутницу, на груди которой горел... рубин, подаренный Хуаной мужу в знак любви!