Обручение на чертовом мосту - Арсеньева Елена

Где же Игнатий?! Ну куда он пропал, где его искать?

Часы в кабинете пробили пять. Господи, так рано, а до чего же светло! Дом еще спит, но где-то вдали слышны голоса. Надо бежать скорее, пока никто не проснулся, пока еще есть надежда улизнуть незаметно!

– Как ты думаешь, Софокл, куда подевался Игнатий? – спросила она Емелю. – Может быть, он отправился к этой, как ее, Степаниде?

– А леший его знает, – буркнул тот. – Вряд ли. К Степаниде, к этой старой ведьме, он в последнюю очередь пойдет. Они всегда друг дружку ненавидели, никак не могли графа между собой поделить. Однако нашел время шляться! Тут надо ноги в руки – и бегом, а он… – Емеля сердито присвистнул, а Ирена изумленно уставилась на него. Их страж советует бежать?! – Я тебе вот что скажу, – решительно заявил Емеля, – не знаю, кто ты есть, но, вижу, Игнаша крепко тебе голову заморочил. Это он умеет! С ним как раз в беду угодишь. Ты лучше беги отсюда, пока цела. Я тебя научу: бежать надо не по той аллее, где мы вчера ехали, а с задов усадьбы, сперва через рощу, а потом по Чертову мосту. Ничего, ты крепкая, переберешься, – успокоил он, окинув Ирену оценивающим взглядом, от которого она едва не завопила возмущенно: слово «крепкая» почему-то показалось ей невероятно обидным.

«Крепкая»! Девушка должна быть нежная, слабая, а если крепкая – это уже… Сказал бы еще – «здоровая»!

– От Чертова моста до большой дороги рукой подать, а там кареты одна за другой. Свет не без добрых людей, – продолжал Емеля. – Главное, время не терять. Адольф небось вчера напился и пока спит…

Он не договорил – вздрогнул, оборотился к окну, под которым кто-то тяжело пробежал, выкрикивая, словно эхо:

– Знатно напился… пился!

Емеля нахмурился, покачал головой:

– Вот уж правда что. Так слушай дальше. Я тебе больше ничем помочь не смогу. Девка ты хорошая и храбрая, однако я не хочу, чтобы с меня Адольф с живого шкуру содрал и сушить повесил. А он может. Помнишь старуху, которая вчера нам чуть дорогу не перешла? В дугу согнутая? Год назад – еще барин старый жив был – она пришла Адольфа просить, чтоб ее от страды на время освободили: спина, мол, болит.

«Ах, спина болит? – сказал Адольф. – Ну так я тебя полечу!» А дело было в плотницкой – схватил он прави́ло и давай бабулю по спине охаживать. Унесли ее едва живую, Адольф кость ей переломил, так что она теперь, видишь, только согнувшись и может ходить. Барин велел тогда из жалости ее в дом взять – мусор с полу подбирать, она, мол, ближе глазами к земле, значит, видит лучше. А как граф помер, с тех пор она остерегается на глаза людям попадаться: не ровен час, донесет кто-нибудь Адольфу, что она здесь пригрелась, так этот злодей либо до смерти прибьет, либо снова на пожню пошлет, а это – та же смерть.

В эту минуту еще несколько человек протопали под окном, на разные голоса неразборчиво выкрикивая что-то: не то «свалился», не то «сварился», не то все же «напился».

Емеля нахмурился:

– Что за притча? Кто куда свалился? Иван! Ванька! Да что приключилось-то?

Он всунулся в окно, кто-то издалека отозвался ему неразборчивым:

– …ился! – и пробежал дальше, а Емеля так и повис на подоконнике.

«Может, ему дурно?» – испугалась Ирена, подскочила к нему, вцепилась в плечи, потащила что было сил.

Емеля вяло, бесчувственно выпрямился, но тут же снова поник, опираясь на подоконник. Лицо мелово побледнело, руки ходили ходуном. Но вот он поднял голову и устремил на Ирену взгляд, полный страдания и такого ужаса, какого ей еще ни разу не приходилось видеть в человеческих глазах. Ну разве что вчера, когда Игнатий впервые услышал, что он – не человек, а вещь, которую можно купить, продать, сломать… Вещь!

Глядя в эти глаза, Ирена сама перепугалась до смерти.

– Что? – едва шевеля губами, прошелестела она. – Что случилось?

Какое-то время Емеля незряче, потрясенно смотрел на нее, потом с видимым усилием попытался овладеть собой. Сначала он не мог справиться с голосом, наконец хрипло выдавил:

– Уходи отсюда… как сказал, через Чертов мост… уходи немедленно!

И, суматошно взмахнув руками, выбежал в дверь.

Ирена только мгновение постояла, растерянно озираясь, а потом, не выдержав внезапно обрушившегося на нее одиночества, и неизвестности, и еще чего-то ужасного, что клубилось и кричало на разные голоса в саду под окнами, со всех ног кинулась следом.

Сейчас, когда она спешила, анфилады комнат показались ей запутаннее, коридоры длиннее, залы – просторнее, лестницы – длиннее и круче. Но вот наконец Ирена выбежала на знакомую лужайку и ринулась туда, где толпилось множество народу: к пруду, красиво, подковой огибавшему берег с маленькой, затейливо сложенной из камня пристанью. Тропа была какая-то особенно скользкая, Ирена несколько раз чуть не упала, однако все же спустилась на берег.

Люди стояли, тихо переговариваясь, вокруг некоего темного, длинного предмета, лежавшего у самой воды, и внезапно Ирена с ужасом догадалась, что это человек. Утопленник!

«О Господи! – Она задрожала, устыдившись, что прибежала сюда, как все, из праздного любопытства, а ведь для кого-то случившееся – величайшее горе. – Как же это произошло?!»

– Спьяну, что ли? – раздался голос у нее над ухом, и Ирена, покосившись, увидела существо в полосатом атласном архалуке[10], шелковой алой феске и шитых золотом красных туфлях без задников, почему-то похожих на стручки жгучего перца. Приглядевшись, Ирена обнаружила, что в это восточное великолепие, рассыпающее под солнцем тысячи разноцветных зайчиков по кустам и траве, был облачен не кто иной, как Адольф Иваныч. Со вчерашнего вечера он разительно изменился. Очевидно, со страшного, неумеренного перепою весь он за ночь обрюзг, разбух, распух. Необыкновенно преобразился нос, превратившись в темно-багровое и как бы отлакированное страшилище. Понятно, почему его первая мысль о причине смерти неизвестного была – спьяну, мол!

– Никак нет, Адольф Иваныч, – негромко проговорил стоявший тут же Булыга. – Вот… прежде застрелился для верности, а уж потом свалился в пруд. На берегу валялось, извольте видеть!

И он подал управляющему что-то длинное, тускло блеснувшее металлом и светло – ярко-перламутровой инкрустацией на ручке.

– Старье эдакое! – брезгливо проронил Адольф Иваныч, зачем-то нюхая дуло и кисло морщась. – Очевидно, взял в кабинете графа…

Ирена всплеснула руками, ринулась вперед и оказалась рядом с лежащим. Почему-то при ее приближении все расступились, и она смогла увидеть женщину – простоволосую, с очень черными, без признаков седины волосами. Это была Степанида – Ирена ее сразу узнала. Степанида сняла свой белый платок, чтобы прикрыть им лицо мертвого, голова которого лежала у нее на коленях.