Обручение на чертовом мосту - Арсеньева Елена

Она схватилась за голову. Мысли, ошеломляющие открытия мелькали с такой быстротой, что Ирене чудилось, будто она слышит шуршанье их крыл, слышит, как они бьются изнутри в виски, словно норовят вырваться наружу. Жалость к Игнатию разрывала ей сердце, да и жалость к себе. Причуды отца сделали несчастным человека, которого она любила, ее ввергла в опасности, из которых она не чает выбраться. Кто знает, как сложилась бы их судьба, если бы Игнатий не подвергся последнему унижению в своей жизни – унижению, которое он не смог пережить!

Но не только граф Лаврентьев с его гордыней и запоздалым раскаянием повинен в этом. Довел Игнатия до смерти прежде всего омерзительный Адольф Иваныч! В письме ясно сказано: «Я дал ему строжайшее распоряжение известить тебя о моей кончине и из рук в руки передать коробку с сигарами (люблю тайники!), куда я спрятал свое письмо».

Да, Адольф Иваныч упомянул про эту коробку, но с какой издевкою! Причем сделал это не прежде, чем жестоко оскорбил Игнатия, совершенно вывел его из себя, потряс, унизил. Можно не сомневаться, что Адольф Иваныч представления не имел о тайнике. Иначе письмо графа было бы обнародовано, иначе… все было бы иначе!

Граф не сомневался, что после его смерти управляющий первым делом пошлет в Петербург за Игнатием. Тот приедет, получит коробку, откроет ее, найдет бумаги… и все встанет на свои места. Но Адольф Иваныч, не подозревая, что граф все же написал завещание, даже не помыслил позаботиться о его незаконнорожденном (как все думали!) сыне. Он просто забыл о его существовании и со всей прытью кинулся служить новому хозяину, в котором все видели единственного родственника покойного графа, – Берсеневу. Конечно, Адольф Иваныч рассчитывал, что тот доверит ему управление Лаврентьевом, где он будет вольготно жить, предаваясь всем своим порокам и мороча голову новому господину так же, как он морочил ее господину прежнему.

Нет… Здесь что-то не так. Даже если Адольф Иваныч не знал о завещании, он знал о том, что Игнатий должен получить двести пятьдесят тысяч рублей золотом. Однако ни словом не обмолвился об этом, когда Игнатий появился. Забыл? Ну, едва ли! Вряд ли существовала какая-нибудь мелочь, о которой способен забыть скрупулезный немец, а уж о деньгах, да еще таких громадных деньгах…

Да ведь он нарочно доводил Игнатия до самоубийства, вдруг поняла Ирена. Проницательная тварь, жестокосердный, а может статься, и вовсе лишенный сердца, с ледяным, расчетливым умом, Адольф Иваныч сразу понял, что перед ним человек слабый, неуверенный в себе, чрезмерно чувствительный и ранимый. Он подвел Игнатия к той грани, которую тот просто не мог перейти. Однако можно не сомневаться, что, если бы Игнатий все же смирился с долей, которую определял ему Адольф Иваныч, он не дожил бы до летнего праздника. Он был бы убит – хитрейшим, рассчитанным образом, так, что ни у кого и мысли не возникло бы об убийстве. Несчастье случилось – мало ли какое несчастье может случиться с человеком в деревне? Отравился грибами, например. Невзначай упал и ударился головой, или гадюка заползла в его сапог… Можно не сомневаться, что Адольф Иваныч измыслил бы такое убийство, которое вызвало бы зависть даже в семействе Борджиа! И Берсенев не узнал бы об этом… Вскрыт был бы тайник с деньгами, Адольф Иваныч получил бы половину и преспокойно уехал бы в Санкт-Петербург – якобы для того, чтобы отдать эти деньги графскому сыну. И только бы его и видели…

Да, немец был воистину хитер! Зная местоположение тайника с деньгами, он не стал взламывать его без ключа. Очень возможно, что это было просто нельзя сделать, скажем, шкаф слишком глубоко замурован в стену или находится слишком на виду. Но возможно, что Адольф Иваныч просто не хотел рисковать, пускаясь в бега с ворованными деньгами. Зачем ему это – вечно всего бояться, как загнанному зайцу, хорониться от каждого человека, как тому несчастному беглому рекруту, который прятался близ Чертова моста? Нет, получив деньги, он уехал бы в Петербург чинно, открыто, а там немедля скрылся бы за границу. Едва ли он вернулся бы в Лаврентьево: ведь вечно скрывать смерть Игнатия не удалось бы. Но к тому времени, как Берсенев узнал бы об этом, след Адольфа Иваныча уже давно запорошило бы пылью времени и расстояния!

Ирена вздрогнула.

Какой-то шорох послышался ей. Это не было чавканье Нептуна, самозабвенно занятого своими сигарами. Кто-то шел через анфиладу комнат, распахивая двери, и вот-вот окажется в кабинете!

Адольф Иваныч! Это, конечно, он обходит дом!

Первой мыслью было бежать. Но уже не успеть. Если управляющий схватит ее и найдет эти бумаги, он убьет ее на месте. Убьет – и уничтожит письмо. Если Адольф Иваныч не увидит бумаг, Ирена еще может спастись. Нептун, пожирающий сигары, – вот свидетель ее невиновности. Адольфу Иванычу должно польстить, что Ирена потакает порокам его пса!

Спрятать письмо. Первым делом – спрятать письмо! Положить их в коробку и замаскировать сигарами времени уже нет. Ирена распахнула шкаф, схватила первую попавшуюся книгу – это был том in folio, чуть выступавший из ряда ровных корешков, словно кто-то брал его совсем недавно и сунул в шкаф небрежно, не выровняв книг. Мелькнул золотой обрез страниц, тиснение на обложке… да это том Пушкина, все сочинения в одной книге!.. – и сунула туда листок, свернув его вдвое. Какая-то мысль мелькнула, что-то здесь почудилось ей не так, в этой книге, что-то странное казалось в ней… но размышлять Ирене было уже некогда. Она еле успела затолкать книгу в шкаф, прикрыла его, метнулась к дверям – и лицом к лицу столкнулась с Берсеневым.

Мгновение они смотрели друг на друга изумленно, потом Ирена заслонилась рукавом и кинулась было в сторону, надеясь, что Берсенев ее не узнает, а она успеет сбежать, однако он оказался проворнее – поймал ее за край рубахи и рванул к себе:

– Это что за явление? Призрак ночной? Или скорей болотный?

Итак, узнал…

– Что ты здесь делаешь?

Она молчала, не в силах отвести глаза от его глаз, которые в лунном свете отливали странным, загадочным, опаловым блеском.

Берсенев тоже молчал, тоже глядел зачарованно, но лишь только Ирена попыталась рвануться в сторону, оказалось, что он был настороже: не только рубаху не выпустил, но и за руку перехватил.

– Стой! Куда? Говори, откуда здесь взялась и зачем?

Ирена испугалась: а ну как решит, что она воровка, поднимет тревогу?

– Я… я здесь…

Вдруг словно судорога по его лицу прошла:

– Понимаю… К любовнику бегала? К лакею какому-нибудь? Говори, к кому?!

Она чуть не упала от изумления. И кровь бросилась в лицо так, что щеки загорелись. Да как он смеет такое предположить?! Графиня Ирена Сокольская – к мужчине среди ночи?!