Бриллиант для короля - Бенцони Жюльетта

— Нет, не знаю. Вы думаете, она здесь?

— Думаю, что это было бы самым естественным. Со смертью Ее величества она лишилась места. Зная ее привязанность к вам, герцогиня, и учитывая, что ее супруг...

— Служит моему? Уж это вовсе не может быть основанием, после свадьбы они если и виделись, то раз или два, не больше. А вот вернуться ко мне и правда она могла бы. Я сама думала пригласить ее к себе. Но с чего вдруг вы ее ищете?

— Потому что она исчезла в самом прямом смысле этого слова. В последний раз ее видели в тот самый день, когда королева скончалась, и Шарлотта поспешила вслед за королем, желая непременно поговорить с ним.

— С чего вдруг такая поспешность? Что за важную новость она могла ему сообщить?

— Не могу вам сказать, не знаю. Меня тогда не было, но одна из придворных дам сказала мне, что Шарлотта выглядела очень взволнованной.

— И у этой дамы не достало любопытства дождаться, когда она выйдет от короля? Редкое при дворе качество...

— Я тоже была удивлена, но... дело в том, что Шарлотта так и не вышла из кабинета Его величества... Признаюсь, мне даже на секунду подумалось, что... В общем, малютка совершенно очевидно нравилась королю и...

— Вы подумали о том, что, став вдовцом, король мог... похитить ее так же, как похитил когда-то Фонтанж? Но действовал при этом более осторожно и скрытно и отправил Шарлотту куда-то ждать его?

Великолепная Монтеспан смутилась и даже покраснела, а герцогиня наслаждалась от души, наблюдая за нежданным зрелищем. Оно было для нее тем более приятным, что немного отвлекло ее от горя. И она добавила:

— Вполне может быть, что король и замуж ее выдал только для того, чтобы она стала замужней дамой, найдя у милого де Сен-Форжа замечательные качества нетребовательного супруга: слепоту, глухоту и немоту? Ваша мысль, полагаю, была вполне справедливая.

— Мне пришлось от нее отказаться. До своего отъезда к вам я успела увидеть, как герцог де Ларошфуко отправился в Фонтенбло в обществе Скарронши.

— Не может быть!

— Как ни прискорбно, но это так! Как выяснилось, она одна способна утешить безутешного короля! Три скупые слезинки над телом только что умершей и несколько капель святой воды при торжественном прощании — вот все, что бедная женщина получила от своего безутешного супруга. И, боюсь, больше ничего не получит!

— Надеюсь, он проводит гроб, когда его повезут из Версаля?

— Я бы очень хотела в это верить.

В тоне маркизы звучало искреннее сомнение, и герцогиню Елизавету оно покоробило.

Между тем пришлось смириться с очевидностью — вечером 10 августа тело Марии-Терезии было отправлено в аббатство Сен-Дени, супруг не сопровождал траурную процессию. Королеву провожали ее дамы — пять принцесс: дофина, герцогиня Орлеанская, принцесса де Конти, мадемуазель де Монпансье и мадемуазель де Бурбон, а из мужчин — брат короля и бедняжка Вермандуа-младший, которому оставалось жить совсем недолго, он шел за гробом и обливался горючими слезами. Почетный караул из десяти конных гвардейцев следовал по бокам катафалка, а за ним шли человек шестьдесят нищенствующих монахов в серых балахонах. Король так и не появился.

Траурный кортеж проехал в ночной темноте через Ниль-д'Авре, Сен-Клу, Булонский лес, заставу Саблон и равнину Сен-Дени и по дороге весьма разросся. В аббатстве катафалк был установлен на хорах некрополя французских королей, где он должен был дожидаться 1 сентября, когда состоится торжественное отпевание в присутствии дофина, представителей парламента, городских властей, монетного двора, палаты вспомоществований, университета и, разумеется, всех тех, кто провожал королеву 10 августа...

Панихиду служил один из духовников королевы, а проповедь произнес прославленный Боссюэ, который говорил блистательно и... невообразимо долго.

«Она (имелась в виду королева) безупречна и в глазах господа, и в глазах людей. Злословие не в силах очернить ни одной минуты ее жизни от рождения и до смерти, ореол чистоты и сопутствующая ей добрая слава, будто драгоценное миро, наполняют своим ароматом землю и небеса...»

Увлекшись пением птиц под сенью зеленых кущ Фонтенбло, Людовик не услышал чудесной проповеди, более того, он не принял участия и в торжественной мессе в соборе Парижской Богоматери, где народ воздавал последние почести своей усопшей государыне.