Только ты - Лоуэлл Элизабет

— Беги от себя, если сможешь, твердолобый сукин сын! Нет ничего прочнее шелкового аркана! Или мягче…

Рено знал, что их преследуют. Он гнал лошадей от зари до сумерек, преодолевая расстояние вдвое большее, чем обычный путешественник, в надежде утомить лошадей Джерико Слейтера.

Сейчас у Слейтера было преимущество, потому что его длинноногие теннессийские лошади были резвее мустангов. В пустыне оно сойдет на нет. Мустанги могут идти быстрее и покрывать большие расстояния, им нужно меньше пищи и воды, чем лошадям Слейтера.

Во время долгих часов верховой езды Ева часто в душе сетовала на изнурительную гонку. Правда, вслух она ничего не говорила. Она только отвечала на четкие вопросы Рено, которых было совсем немного.

Постепенно гнев Евы сменился интересом к неведомому краю. Высокая открытая местность наполняла ее какой-то безмятежностью. Было странное чувство, что они находятся на рубеже двух миров.

Слева поднималось высокое плато, поросшее сосной и можжевельником. Справа виднелась цепь невысоких лесистых холмов. Сзади расстилалась живописная долина, окаймленная гранитными вершинами, разной высоты кряжами и кудрявыми холмами с каменными утесами.

Даже не обращаясь к журналу, Ева знала, что они медленно спускаются со Скалистых гор. Земля под проворными ногами мустангов изменилась. Предгорья перешли в плато, разделенные глубокими оврагами, по дну которых бежали ручьи. Потом скалистые берега сменились глубоко прорезанными песчаными берегами и отмелями в изгибах рек. Граниты и аспидные сланцы уступили место песчанику и глинистым сланцам.

На смену грациозным осинам, молодым елкам и пихтам пришли тополя, сосны, можжевельник. Исчезли карликовые дубы, зато там и сям появилась полынь. Над вершинами собирались облака и гремел гром, но дожди сюда не доходили.

Неясно вырисовывались очертания плоского темного холма. Ева не могла отвести глаз от постоянно меняющегося пейзажа, она ранее не видела ничего подобного. Крутые склоны холма были покрыты зеленью, хотя ее было недостаточно, чтобы скрыть обнажившиеся скальные породы. На всем протяжении пути не встречалось ни рек, ни ручьев. В оврагах — ни проблеска воды. Не видно было высоких деревьев.

Карта из испанского журнала свидетельствовала, что этот холм означал начало перемен. Это был лишь выступ высокого плато, по площади равного нескольким европейским странам. Впереди, в стороне заходящего солнца, высокогорье огромными каменными уступами опускалось и превращалось в страну бесчисленных каменных каньонов.

Ева не могла видеть этот каменный лабиринт, но она чувствовала, что горная страна, которая началась в Каньон-Сити, здесь заканчивается.

Каменный лабиринт внушал ужас полным отсутствием влаги. Реки текли здесь очень недолго, и только после гроз. Но на дне глубочайшего из каньонов бушевала река, настолько могучая, что казалась воплощением того потока, который отделял мир живых от мира мертвых. Еще никто из тех, кто пересек ее, не возвратился, чтобы рассказать, что он видал на другом берегу.

Еве хотелось расспросить Рено об этой реке, но она не стала этого делать. Она не будет говорить с ним ни о чем, что лежит за пределами дьявольской сделки, которую они заключили.

И мысль о необходимости выполнить условия сделки и отдаваться ласкам человека, который считал ее лгуньей и шулершей, леденила ей душу.

„Конечно, Рено не может все время верить этому. Чем больше мы будем вместе, тем больше у него возможностей увидеть, что я не такая, как он думает“.

Рено повернулся и осмотрел пройденный путь, как это делал много раз на дню. Вначале Ева думала, что Рено заботился, чтобы она не убежала. Но потом она поняла, что за этим крылось нечто иное.

Их преследовали. Ева чувствовала это инстинктивно, как она чувствовала желание Рено, когда он смотрел на нее.

Она иногда задавала себе вопрос, помнил ли он о двух стержнях, которые льнули друг к другу и соединялись с помощью таинственных токов и каких-то неведомых сил. Никогда ранее Ева не переживала подобных ощущений.

На всем протяжении пути ее преследовало воспоминание об этом, приводя в изумление и возбуждение и подтачивая ее гнев против Рено.

Как она могла сердиться на человека, чья душа и тело находились в гармонии с ее собственными?

„Он чувствовал то же самое, что и я.

Он не может равнять меня с этим дешевым темно-красным платьем.