Только ты - Лоуэлл Элизабет

— Ты думала, что любишь меня… — произнес Рено ошеломленно.

Ева побледнела.

— Какое это имеет значение!

— Имеет, черт побери! Ты ответила мне страстью, потому что ты настоящая женщина, а не потому, что голова твоя напичкана девичьим вздором о любви.

Резким движением Ева освободилась от тисков Рено. Она запахнула плотнее рубашку и отчужденно посмотрела на него желтыми глазами.

Рено подумал, что ему следовало бы быть более тактичным в своих высказываниях о любви. Намного более тактичным.

Ева была невинной, а невинность верит в любовь.

— Ева…

— Застегни штаны, громила с ружьем. Мне надоело смотреть на свою кровь на тебе и вспоминать о том, какой я была дурой.

15

Хотя Ева и не оглядывалась, она знала, что Рено идет за ней к источнику. Она чувствовала его на всем протяжении пути.

Она поколебалась, прежде чем снять рубашку: белье из легкой, прозрачной материи представляло собой весьма слабую защиту от взгляда Рено.

«Пожалуй, поздновато демонстрировать девственную стыдливость, — с иронией подумала Ева. — Это все равно, что запирать двери конюшни, когда лошадь давно убежала».

Быстрым, резким движением Ева сняла рубашку и отбросила ее в сторону.

У Рено перехватило дыхание, он невольно ахнул, увидев свежее алое пятно на панталонах Евы, которое до того было скрыто длинными полами позаимствованной у него рубашки.

— Ева, — сказал он огорченно, — поверь, я не хотел причинять тебе боль.

Она ничего не ответила. Не взглянула на него даже через плечо.

Рено подошел сзади к Еве и положил руки на плечи.

— Или ты считаешь меня таким чудовищем, которое получает удовольствие, причиняя боль женщине? — серьезно спросил он.

Ева хотела солгать, но подумала, что это не нужно. Рено был неумолим, только когда дело касалось правды и девушки из салуна.

— Нет, — односложно бросила она.

Ева ощутила теплое дыхание на затылке. На руках у нее выступила гусиная кожа.

Предательская реакция тела рассердила ее.

— Слава богу, хоть так, — пробормотал Рено.

— Бог не имеет отношения к этому, громила с ружьем. Скорее, дьявол.

— Ты просила меня об этом сама!

— Очень любезно с твоей стороны напоминать мне. Больше это не повторится.

Рено чувствовал, как напряжено было ее тело. Он проклинал свою болтливость и дикий гнев, когда Ева сказала, что не получила удовольствия от него как от любовника.

— Это повторится, — возразил он, — но это будет не по ошибке. Тебе это понравится. Я уверен в этом.

— Некий громила обещал мне однажды, что мне это страшно понравится и что я буду кричать от удовольствия, — Ева насмешливо пожала плечами. — Он был наполовину прав. Я кричала.

Рено пробормотал что-то себе под нос, прежде чем справился со своим гневом. Никогда ранее ему не было так трудно укрощать себя. Ева умела каким-то непостижимым образом выводить его из равновесия. Правда, сама она тоже не оставалась равнодушной.

В эту минуту она прямо-таки излучала обиду и ярость.

Рено набрал побольше воздуха и сделал продолжительный выдох. За это время к нему пришли кое-какие разумные мысли. Он не собирался дразнить Еву и доводить ее до белого каления, тем не менее только что именно это и сделал. Едва ли стоило упрекать ее за откровенное высказывание.

Рено повернул Еву лицом к себе. Его рука скользнула ей под лифчик, чтобы снять его.

— И что ты, по-твоему, делаешь? — резко спросила она.

— Раздеваю тебя.

Ева сказала нечто такое, что никогда не приходило ей в голову, а тем более не слетало с ее губ.

Рено едва скрыл за усами улыбку. Его руки оставались под лифчиком. Он заметил, как соски напряглись, реагируя на прикосновение его рук.

— Мы оба пришли к согласию, что ты относишься к числу девушек, которые держат слово, — сказал он. — И мы оба согласились, что я могу касаться тебя.

В глазах Евы читались гнев, ярость, бунт. В эту минуту она действительно была похожа на кошку. Она не мигая смотрела на него, ее губы были бледными и тонкими, казалось, что она готова зашипеть.

— Ты собираешься держать слово? — поинтересовался Рено.

Ева не отвечала.

— Полагаю, что собираешься, — заключил он.

Он медленно вынул руки из-под лифчика, отделанного кружевами.

— Ну, а с раздеванием можно подождать, — продолжал он. — Передай мыло и тряпку.