Игра в обольщение - Эшли Дженнифер

— Здесь пуговицы расположены намного шире, чем на том платье.

— Меня не интересует, что придумала твоя портниха, меня интересует, сколько пуговиц я могу расстегнуть.

— Ладно, двенадцать. Это мое окончательное решение.

— Совсем не окончательное.

Бильярдный стол помешал Эйнсли отступить назад. «Стоит только поднять ее, — подумал Кэмерон, — и она окажется лежащей на столе. Они испортят сукно и разозлят экономку, но эту проклятую тряпку можно и заменить, ради того чтобы овладеть Эйнсли».

— Согласна на четырнадцать.

— Двадцать.

— Лорд Кэмерон, если кто-нибудь ворвется сюда, у меня не будет времени застегнуть все двадцать пуговиц.

— В таком случае мы запрем дверь.

— О Боже, нет! — округлила глаза Эйнсли. — Я устану объяснять потом, почему оказалась за закрытой дверью с печально известным лордом Кэмероном. Оставьте дверь открытой, и пусть все думают, что мы участвуем в игре и ищем мусор.

— Я сгораю от нетерпения, миссис Дуглас, — заманчиво улыбнулся Кэмерон. — Двадцать пуговиц.

— Пятнадцать.

— Согласен. — Легкая улыбка превратилась в триумфальную.

— Значит, пятнадцать, — вспыхнула Эйнсли. — Только быстрее.

— Повернись.

Она посмотрела на него своими поразительными серыми глазами. Догадывается ли она, сколько в ней чувственности? Если долго смотреть в эти глаза, человек лишится сна. Кэмерону не нравится, когда женщины в постели. Постель предназначена для сна. В одиночку. Так безопаснее для всех.

Эйнсли, прерывисто дыша, повернулась лицом к бильярдному столу. Теперь перед Кэмероном оказался турнюр, проволочный каркас, поддерживающий юбку сзади. Дурацкая мода. Того, кто придумал эти турнюры, явно не интересовали женщины.

Кэмерон встал от нее сбоку, коснувшись бедром ее бедра. В следующий раз, когда он окажется рядом с Эйнсли, турнюра не будет, поклялся он.

Он поцеловал ее в щеку и расстегнул первую пуговицу. Эйнсли стойко придерживалась правил игры, никакой дрожи, никакого отказа. Она приняла предложение, и будет придерживаться условий сделки. Красивая смелая женщина.

Она прикрыла глаза, когда Кэмерон расстегнул вторую пуговицу, потом третью. Тело ее обмякло. Он поцеловал уголок ее рта, и легкий стон, сорвавшийся с ее губ, заставил болезненно напрячься его плоть.

На восьмой пуговице Кэмерон целовал ее шею, ощущая солоноватый привкус вместе с легким запахом лимона. В один прекрасный день он сорвет с нее одежду и попробует на вкус каждый дюйм ее тела. А потом опустится на колени и будет долго пить ее влагу, пока, подчиняясь страстному желанию, она не подожмет пальцы ног, не запустит руки в его волосы и не издаст такие драгоценные стоны удовольствия.

Десятая пуговица, одиннадцатая, двенадцатая… Кэмерон прикоснулся к ее груди, теплой пьянящей плоти в корсете. В следующий раз корсет он тоже снимет.

— Тринадцать… — прошептал он. — Четырнадцать… — Кэмерон сунул одну руку в карман и пятнадцатую пуговицу расстегнул одной рукой. — Не двигайся.

Эйнсли стояла очень тихо, прикрыв глаза. Кэмерон вдохнул ее запах, касаясь губами шеи, а потом надел на нее ожерелье, которое достал из кармана, и защелкнул крошечную застежку.

Эйнсли распахнула глаза, в изумлении уставившись на нитку бриллиантов, лежавшую у нее на груди, потом подняла глаза на Кэмерона. Лиф ее платья заманчиво распахнут, грудь возвышается над корсетом, отделанным спереди небольшими декоративными бантиками.

— Что это?

— Я купил это в Эдинбурге, в том ювелирном магазине, когда ты уехала с Изабеллой и Бет, — стараясь говорить беззаботным тоном, пояснил Кэмерон.

Эйнсли с изумлением смотрела на него. Просто смотрела. Никакого приторного восторга, какой выражало большинство женщин, когда Кэм дарил им украшения, никаких хитрых взглядов, обещавших расплатиться сполна. Эйнсли Дуглас была ошарашена.

— Зачем? — тихо спросила она.

— Что значит — зачем? Я увидел это чертово ожерелье и подумал, что тебе оно понравится.

— Мне оно нравится. — Эйнсли потрогала украшение. — Очень красивое. Но… — На ее лице появилось сложное выражение: чувственности, одиночества и внезапной боли, что весьма удивило Кэмерона. — Я не могу его принять.

— Почему, черт возьми?

У Кэмерона был такой сердитый вид. И сердился он на нее. Тот, который вмешался в ее дела с Филлидой и участвовал вместе с ней в примерках у портнихи, тот, который хотел дать ей денег без всякого залога и купил украшение, как купил бы для своей любовницы, теперь смотрел на нее с сердитым видом.