Это дикое сердце - Линдсей Джоанна

Кортни выплеснула остатки кофе в огонь и пошла к своей лошади, которую Чандос оседлал для нее. Достав из сумки расческу, она быстро прошлась по волосам — спутанным, но чистым.

Когда она раздирала особенно трудный узел, Чандос подошел к ней сзади.

— Я мог бы отрезать тебе этот клок, раз уж ты признаешь мой талант к этому делу, — насмешливо сказал он. — Так сколько же скальпов я снял, а? Что-то память меня подводит.

Кортни быстро обернулась. Он весело смотрел на нее. Быстро же он избавился от плохого настроения!

Она вспомнила все, что говорила о нем вчера вечером, и краска залила ее щеки.

— И долго ты слушал?

— Достаточно долго.

— Надеюсь, ты не думаешь, что я говорила это всерьез? — поспешно спросила Кортни. — Просто они интересовались, есть ли в тебе индейская кровь, и я решила, что лучше сказать да. Я хотела немного попугать их. Они утверждали, что никогда не видели тебя, так откуда им было знать, что ты совсем не похож на индейца?

— Не похож? — лукаво спросил Чандос, удивив ее этим вопросом. — Разве ты повидала на своем веку столько индейцев, что сразу узнаешь их?

Кортни побледнела. Он, конечно, просто дразнил ее, но она не находила в этом ничего забавного.

Постепенно до нее дошло, что он говорил вполне серьезно.

— Но в тебе же нет индейской крови, правда? — прошептала она и тут же пожалела о своем вопросе.

Зачем спрашивать о том, что и так очевидно? Но Чандос промолчал, глядя на нее в упор. От этого взгляда ей стало не по себе.

Кортни опустила глаза:

— Забудь о моем вопросе. Если ты готов ехать… Взяв ее руку, он вложил в нее кусок мяса, оставшийся после вчерашнего ужина:

— Это поможет тебе продержаться до обеда.

— Спасибо. Чандос, ты не знаешь, что значит «bella»?

Он очень внимательно посмотрел на нее:

— Это мексиканец тебя так называл?

— Да.

— Это значит «красивая».

— А-а. — протянула Кортни и снова вспыхнула от смущения.

Глава 22

— Если у тебя есть что постирать, лучше сделай это сейчас, — сказал Чандос, когда они остановились вечером на ночлег. — Завтра мы отъедем от Арканзаса, и по крайней мере три дня на нашем пути не будет воды.

Стирки у Кортни осталось не слишком много, но следовало проветрить и просушить всю одежду. Чандос быстро управился с двумя лошадьми — своей и Траска — и пошел к реке стирать свои вещи. С этим он тоже вскоре покончил, хотя Кортни только собиралась приняться за стирку. Когда она тоже все сделала, их привал напоминал задний двор гостиницы. На всех кустах, ветках деревьев и камнях висела и лежала одежда.

Кортни показалось забавным, что их дикий привал в самом сердце Индейской Территории выглядит так по-домашнему. Но здесь, на полянке, и в самом деле стало уютно, и она удивилась тому теплому чувству спокойной гармонии, которое охватило ее душу. Отчасти это объяснялось присутствием Чандоса. Рядом с ним ей всегда было спокойно и надежно. Сегодня вечером он не ушел на охоту. Кортни не сомневалась, что он остался из-за нее. Чандос понимал, что она боится остаться одна, и Кортни была благодарна ему за чуткость.

Чтобы выразить ему благодарность, Кортни с усердием взялась за стряпню. Она решила приготовить что-нибудь вкусное из вяленого мяса и сухих овощей, приправила рагу специями, которые взяла в дорогу, и слепила жирные клецки. В этом блюде не было ни одного боба!

Пока Кортни готовила, Чандос полулежал на земле с закрытыми глазами, привалившись к седлу.

Когда она начала что-то тихонько мурлыкать себе под нос, по телу его пробежали теплые волны, и он, пытаясь перебороть себя, плотнее закрыл глаза. Она все напевала, невольно разжигая его чувства в тот момент, когда он меньше всего ожидал этого. Когда дело касалось Кортни Хортс, он, казалось, напрочь утрачивал способность сопротивляться.

Интересно, сколько еще он выдержит эту пытку желанием? Для Чандоса было внове бороться со своим естеством, к тому же он никогда еще не желал женщину столь неистово. Чандос почти не мог думать ни о чем другом. Кортни безумно возбуждала его, и некуда было деваться от нее и от этого наваждения!

Но он не тронет ее. Даже если она предложит себя, он не возьмет… Э, минуточку, достанет ли у него благородства отказаться? Нет, требовать от себя такой жертвы он решительно не мог.

К чему лукавить? Она уже предлагала себя, и он страдал от этого. Чандос вбил себе в голову, что должен защищать ее даже от себя самого, и вот теперь страдает. Она зажигала его своими страстными взглядами, мягкими, податливыми губами. Она хотела его, и понимание этого растравляло ему душу.