Сорванная вуаль - Мартин Дебора

– Ты ничего не знаешь, абсолютно ничего.

Его взгляд был полон ненависти. Неожиданно он расправил плечи и процедил сквозь стиснутые зубы:

– Я хочу, чтобы ты осталась и ухаживала за этим человеком. Ты знаешь, что мне от тебя нужно, и можешь это сделать. И я знаю, что твоя тетка не откажется от денег, которые я предложу за твои услуги. – В голосе графа звучала суровая решимость. – Но предупреждаю, что бы ты ни выбрала, я не изменю своих намерений относительно этого человека. Так что оставайся или уходи. Тебе решать.

Сделав это категорическое заявление, граф развернулся и зашагал к лестнице.

Гаррет хмуро смотрел на огонь, затем взглянул на человека, который несколько часов неподвижно лежал в этой маленькой неуместно украшенной кружевами спальне, явно когда-то принадлежавшей хозяйке дома. Солдат еще не умер, но Гаррет не сомневался, что он долго не протянет.

Гаррет перевел взгляд на другую фигуру, примостившуюся на жестком стуле. В конце концов его цыганочка осталась. А какой выбор он предоставил ей? Он знал, что ее можно убедить. Но сейчас это не доставляло ему радости.

– Черт побери! – проворчал Гаррет вслух. Кто она такая, эта цыганская девчонка, без гроша в кармане, чтобы поучать его, что такое честь и ответственность?

Гаррет снова взглянул на Мину. Ее голова опустилась на грудь, и спутанные локоны мягкими волнами падали на плечи, закрывая собой кружевной край сорочки, выглядывавший из-под жесткого корсажа.

Она сидела, по-детски подогнув под себя ноги. Однако в ее восхитительных губах не было ничего детского, как и в изящной лодыжке, выглядывавшей из-под простых муслиновых юбок. Этого уже было достаточно, чтобы даже монаха не оставить равнодушным. Ничего удивительного, что ее обвинения доводили Гаррета почти до бешенства. Ему невыносимо было думать, что это очаровательное создание считает его каким-то зверем.

Гаррет решительно отвел взгляд, злясь на себя за то, что позволяет чувствам вмешиваться в дела. Как он мог позволить женщине не считаться с его решениями? Что она о нем думает, не имеет значения. Никто больше не обвинит его, что он держит в темнице человека, пытавшегося лишить его фермеров средств к существованию.

И никто другой не станет осуждать его за желание отомстить Тирлу. Гаррет помрачнел, вспоминая, как Мина призывала его забыть о мести. Если бы она только знала… Но как она может знать? У него самого есть лишь подозрения и никаких доказательств того, что Тирл предал его родителей.

Гаррет вспомнил те тяжелые дни во Франции. Только спустя много времени он сумел привыкнуть к мысли о том, что никогда больше не увидит доброго лица матери и не обменяется остроумными шутками с отцом. Самым мучительным было то, что он почти ничего не знал о том, что с ними произошло. Кто убил их? Страдали ли они или их в последние минуты избавили от мучений? Душевные муки, вызванные известием о смерти родителей, были настолько сильны, что Гаррет почти с радостью воспринимал лишения, которые переносил во Франции. Заботы о хлебе насущном отвлекали его от горестных мыслей. Не имея ни семьи, ни денег, он был вынужден браться за любую работу. Дружба с королем ничего не меняла в его положении, король и сам нуждался. В конце концов он был вынужден покинуть Францию. А Гаррет, тринадцатилетний Мальчишка, выполнял непосильную, грязную работу, которую французы считали подходящей для него. И все это время он думал о своем дяде. Поскольку Тирл упорно не отвечал на его письма, подозрения Гаррета переросли в уверенность, что дядя предал его родителей.

С этой уверенностью пришла и осторожность, особенно когда приехавший из Англии человек начал искать Гаррета с намерением убить. Об этом Гаррета предупредили друзья. Вот тогда он, убежденный, что дядя хочет его смерти, перестал упоминать свой титул и даже скрывал свое имя. Он смешался с другими изгнанниками, став еще одним мальчиком без дома и имени. Все эти годы он взращивал в своей груди ненависть к своему дяде.

Став достаточно взрослым, он убедил герцога Йоркского взять его на службу в наемную армию… Те годы Гаррет хотел бы забыть навсегда. Только неудержимая ненависть к Тирлу хранила его в ужасных битвах, где сражались не за любовь или за родину, а за деньги. Гаррет думал о Тирле каждый раз, когда видел, как солдат подвергают порке за непослушание или убивают ударом меча. Каждый акт насилия заставлял Гаррета думать о том, в каких муках умерли его родители по вине Тирла. И тогда он заставлял себя учиться, оттачивать свое умение владеть шпагой, доводя его до совершенства, чтобы, когда наступит день, вонзить ее в грудь вероломному дяде.