Проснись, моя любовь! - Шоун Робин

Глаза Элейн болели от напряжения что-либо разглядеть в быстро меркнущем дневном свете.

- Кейти, мы никогда не закончим, если ты будешь читать все заглавия.

Она с облегчением вздохнула, когда последняя книга заняла свое место на полке. Книги стояли в алфавитном порядке, тисненные золотом буквы поблескивали под ее пальцами.

На пороге библиотеки появился мужчина, одетый в белый парик и черно-красную ливрею, в руке он держал канделябр:

- Миледи, кухарка спрашивает, как ей подавать вам ужин. Вы спуститесь в столовую или же предпочтете отужинать в своей комнате?

Элейн открыла было рот, чтобы попросить накрыть в комнате.

- Старая Хэтти уехала, и, конечно, миледи будет ужинать здесь, - Кейти прыжком поднялась с пола и махнула рукой, как будто прогоняя назойливую муху. - А теперь иди себе, ступай!

Лакей поклонился:

- Слушаюсь, миледи.

Элейн нахмурилась. У нее болела голова и пульсировала расцарапанная щека. Она начала задумываться, не сменила ли она одну надсмотрщицу на другую, еще более плохую? Какой слуга будет выполнять приказы какой-то недоделанной служанки, когда его госпожа находится рядом и может сама за себя ответить? Кровь прилила к ее раскалывающейся голове. Может, ей надо было по-другому сформулировать вопрос: какой слуга будет выполнять приказы от госпожи, которая пьет, мастурбирует и сквернословит как портовый грузчик?

- Вам следует переодеться, миледи, скоро зазвучит гонг к ужину.

Элейн подчинилась тому, что сейчас Морриган стала хозяйкой дома, хотя единственное, что хотелось самой Элейн, - это отправиться в кровать и оставаться там как можно дольше.

К сожалению, ей так много надо выяснить.

Она дотянулась до тонкой книжицы, которую засунула на самый верх полки, подальше от вездесущих глаз Кейти.

За ужином она начала так и этак крутить добытые ею сведения, пробуя из разрозненных кусочков информации составить картину жизни и времени Морриган. Свечи в двух канделябрах, расположенных по обеим сторонам банкетных размеров обеденного стола, трещали и вспыхивали. Томас Эдисон изобрел электричество в конце 1870-х годов. «Остров сокровищ» был датирован 1881 годом, «Принц и нищий» - 1882. Конечно, хозяин огромного именья мог себе позволить иметь в своем распоряжении все последние достижения благ цивилизации?

Рука в черном убрала пустую обеденную тарелку Элейн. И немедленно появилась вновь, ставя перед нею десертную тарелку с большим куском красного бисквита, покрытого сливочной белой глазурью.

По крайней мере она поняла, почему платья в ее шкафу так отличались от стиля одежды времен Диккенса. Сейчас на дворе была не середина, а конец викторианской эпохи. Очевидно, что лорд попросту развлекался, наряжая слуг в маскарадные костюмы: служанок - в платья эпохи Диккенса, а лакеев - в ливреи в стиле «Опасных связей».

Элейн с удивление обнаружила перед собой чашу с орехами. Неужели она уже успела съесть свой десерт?

По напряженной тишине, воцарившейся за ее спиной, она абсолютно ясно поняла, что должна подняться. За дверьми столовой она заколебалась. Лакей стоически ожидал волеизъявления ее светлости: будет ли она и далее стоять здесь, как столб, или же все-таки решит удалиться, чтобы дать отдых и слугам.

- Миледи, не хотите ли выпить чая в гостиной?

Элейн с благодарностью улыбнулась:

- Да, пожалуйста.

Она перенесла вес тела на здоровую ногу. Лакей вытянулся около дверей библиотеки:

- Миледи, дворецкий немедленно принесет вам чай.

Элейн выпрямила спину. Прошлым вечером он сопровождал ее в спальню, почему же сейчас он не может провести госпожу в гостиную?

Если бы хоть кто-то помог ей разобраться, куда идти. Обнаженная статуя у основания лестницы ничем не могла ей помочь. Хотя… напротив ее находилась еще одна дверь. Как только Элейн подошла, словно из ниоткуда, появился другой лакей и распахнул перед ней эту дверь.

Гостиная была отделана в голубых и серебристых тонах. Она выглядела словно сошедшей с киноэкрана.

Элейн с раздражением задавалась вопросом, как узнавали время, чтобы ударить в гонг? Должны же хоть где-нибудь находиться хотя бы одни часы.

Элейн лениво подняла голубую вазу, украшенную белым рельефом из богов и богинь. Ее матери нравились подобные безделушки.

Она перевернула вазочку. На донышке была надпись «Веджвуд, 1786».

Элейн быстро поставила вазу на место.

Ее матери вполне понравились бы деньги, которые она выручила бы от продажи подобной вещицы.