Тайный грех императрицы - Арсеньева Елена

При виде князя Петра к Екатерине вернулась не только прежняя телесная пылкость, но и умственное беспокойство. Вернее сказать, в ее прелестной головке снова забродили мысли о комплоте, в результате коего в России появится императрица Екатерина III.

Однако вышло, что ее любовника Александр знал лучше, чем она сама! Наотрез отказавшись выступать против законного государя, которому он присягал, за которого клялся жизни не жалеть, Багратион, впрочем, не отвернулся от Екатерины, хотя в его понимании всякое предательство было достойно только презрения. Нет, он принялся увещевать ее, уговаривать, внушать ей мысли о гибельности пути, на который она встала. И постепенно Екатерина, которая все больше и больше влюблялась в князя Петра Ивановича (он был более чем достоин любви и верности!), поняла, что не только любит, но и уважает его. И доводы Багратиона находили все более прямой путь к ее уму и сердцу.

Александр, наводнивший Тверь своими шпионами, знал чуть ли не каждое слово, произнесенное Катрин и Багратионом. Ему хотелось смеяться, когда он думал, что его коварная, бесчестная сестра влюбилась в самого честного и благородного воина России. Порою императору становилось жаль Багратиона, которому досталась страсть подобной женщины. Если он захочет бросить Екатерину, она убьет его, был убежден Александр.

«Катрин – из всех нас, из всей нашей семьи – настоящая Романова, – думал он порой. – Откуда-то, несмотря на все эти браки с немцами, в ней проявилась сила Петра Великого, императриц Анны Иоанновны и Елизаветы Петровны. Она принадлежит прошлому веку. Сто лет тому назад она стала бы уже императрицей всея Руси, а я бы уже давно был мертв».

И он благословлял судьбу за то, что не родился на сто лет раньше.

Шло время. Началась война 1812 года.

Багратиона в это время не было при Екатерине. Еще в августе прошлого года князя Петра назначили командующим Подольской армией, расположенной от Белостока до австрийской границы и переименованной в марте 1812 года во 2-ю Западную армию. Именно в марте он отправился в штаб-квартиру, непрестанно размышляя о том, что война с Наполеоном, по-видимому, неминуема. Он представил Александру I свой план будущих сражений, построенный на идее наступления. Между прочим, эта идея не раз обсуждалась им в Твери в разговорах с Екатериной. Разумеется, император не знал об этой маленькой тонкости. Но, так или иначе, он отдал предпочтение плану военного министра Барклая де Толли, и Отечественная война началась отступлением 1-й и 2-й Западных армий и их движением на соединение.

Воспитанному в суворовском наступательном духе Багратиону в этот период было очень тяжело. Не столько физически, тут он ко всему привык и выдержкой мог поспорить с любым рядовым солдатом, сколько морально.

«Стыдно носить мундир, – писал он начальнику штаба 1-й армии Алексею Ермолову. – Я не понимаю ваших мудрых маневров. Мой маневр – искать и бить!»

Странная тактика русских войск внушала беспокойство и мирным жителям. Екатерина во всеуслышание называла руководство армией бездарным. Ну что ж, она была права, заодно обвиняя и брата в малодушии и бездействии. Однако втихомолку она радовалась, что богоподобный Александр оказался слаб перед наступлением опасности, и делала все, чтобы ее громогласные филиппики в его адрес стали всем известны:

– Куда же нас вели, когда все разгромлено и осквернено из-за глупости наших вождей?!

Вождь – понятно, Александр. И когда он, чувствуя себя оскорбленным, советовал сестрице придержать язык, она огрызалась:

– Вам не следует указывать на то, что все это не по моей части, – лучше спасайте свою честь, подвергающуюся нападкам...

Катрин прекрасно сознавала, как патриотично выглядит в позе защитницы Отечества, особенно по сравнению с братом, который и впрямь был растерян. Она же – воинственная, несмотря на беременность, необычайно эффектная в черных одеяниях, которые она поклялась носить до победы, в знак траура по гибнущей державе...

Правильно выбранная поза важна не только в любви, но и в политике.

Разумеется, Екатерина понимала, что всякое слово должно быть подкреплено конкретным делом, и старалась вовсю. Стала организатором тверского ополчения, поддерживала идею партизанской войны, выступала за то, чтобы каждому желающему дать оружие, даже и крепостному крестьянину...

Это все было известно Александру. И он почти не удивился, когда узнал, что при дворе формируется оппозиционная партия, которая делает ставку на его сестру.

Он ринулся бы в Тверь немедленно, однако пришлось задержаться: сначала ждал известий об исходе Бородинской битвы, потом о судьбе Москвы. Получил их... а заодно весть о том, что у Екатерины именно в тот день, 26 августа, родился второй сын.

Когда-то Александра очень увлекали греческие трагедии. Немезида – об этой богине он вспомнил, когда размышлял о сестре, о ее ребенке, о том, что он родился в один из самых трагических дней в истории России...

«Интересно, кто его отец?» – подумал Александр. В свете того известия, которое он должен был сообщить сестре, этот вопрос представлялся особенно интересным.

– Катрин, – медленно проговорил он после того, как выразил должным образом восхищение ее красненьким, толстеньким, крикливым младенцем. – Дорогая сестра, мы проиграли битву под Бородино, мы потеряли Москву.

– Я знаю, – угрюмо ответила она. – Я говорила, что в этой войне надо быть сильным. Зачем вы пришли сюда, чтобы признать мою правоту?

– Нет. – Он не смотрел на нее. – Нет. Я пришел совсем не ради этого.

Александр помолчал, впервые в жизни пожалев эту прекрасную фурию, когда-то любившую его, а потом возжелавшую его смерти. Желавшую и сейчас... якобы ради России, а на самом деле – только ради себя самой.

– Багратион... – с усилием начал он наконец. Что ж, он признавал, что сообщить это было тяжело.

– Да говорите же! – вскрикнула Екатерина. – Он ранен?

– Да. То есть нет.

– Да? Нет? Так что же?

– Он не ранен, он убит, – сказал Александр. – Он умер от ран после Бородина.

Катрин попыталась вскочить с постели, но Александр сильно схватил сестру за плечи и удержал на месте. Она сидела с неподвижным лицом. Потом резко отвернулась и уткнулась в подушку. Плечи ее не дрожали от слез. Только короткий стон донесся до Александра.

Никогда раньше он не слышал, как Екатерина плачет. Да разве она способна на слезы? Но у нее сейчас разрывалось сердце, это он понимал и смотреть на агонию ее души не хотел.

Он отошел и уставился на огонь в камине, слушая, как пытается сестра заплакать – и не может, потому что не умеет.

– Я никогда не думала, что его могут убить, – проговорила наконец Екатерина. – Все время я упрашивала вас позволить нашим войскам вступить в битву и никогда не думала об этом... Я никогда не думала, что он может погибнуть...