Где властвует любовь - Куин Джулия

«Отличная идея», – подумал Колин.

Но едва он решил, что его мир может вернуться в привычное русло, как Пенелопа стремительно обернулась. В ее глазах сверкал такой огонь, что Колин поразился.

– Нет, я не желаю ничего забывать! – выкрикнула она. – Всю жизнь я только и делала, что старалась забыть то одно, то другое, и никогда не говорила, чего я действительно хочу.

Колин попытался что-то сказать, но его горло перехватило.

– Это ничего не будет значить, – продолжила она. – Обещаю тебе, что я никогда не напомню тебе об этом, но я могу умереть завтра…

– И что?

Она не сводила с него огромных умоляющих глаз… Колин почувствовал, что его решимость тает.

– Мне двадцать восемь, – печально сказала Пенелопа. – Я старая дева, и меня никогда не целовали.

Колин тщетно открывал рот. Еще несколько минут назад он прекрасно артикулировал слова, но сейчас не мог произнести ни звука.

А Пенелопа продолжала говорить, ее щеки восхитительно пламенели, губы двигались так быстро, что Колин не мог не задаваться вопросом, каково это – почувствовать их на своей коже. На шее, плечах и… в других местах:

– Я останусь старой девой и в двадцать девять, – сказала она, – и в тридцать. Я могу завтра умереть и…

– Едва ли, – выговорил он наконец.

– Но я могу! И это убьет меня, потому что…

– Ты уже будешь мертва, – возразил он, отметив, что его голос звучит как-то странно и придушенно.

– Я не хочу умирать, не узнав, что такое поцелуй, – закончила она.

Колин мог назвать сотню причин, почему целовать Пенелопу Федерингтон – безумная идея, и первая из них заключалась в том, что ему этого очень хотелось.

Он открыл рот в надежде, что сможет произнести разумную речь, но ничего, кроме вздоха, не слетело с его губ.

И тут Пенелопа сделала единственное, что могло поколебать его решимость. Она заглянула ему в глаза и произнесла одно простое слово:

– Пожалуйста.

Колин дрогнул. Было что-то необыкновенно трогательное о том, как она смотрела на него, словно и вправду могла умереть, если он не поцелует ее. Не от разбитого сердца, не от смущения – она нуждалась в нем как в глотке воздуха, чтобы дать пищу душе, чтобы заполнить сердце.

Колин не мог припомнить случая, чтобы кто-нибудь нуждался в нем до такой степени.

Это вызвало в нем отклик такой силы, что ослабели колени. Он смотрел на нее и не узнавал в ней девушку, которую знал много лет. Ее лицо сияло. Она превратилась в сирену, в богиню, и Колин поразился, как вышло, что он не замечал этого раньше.

– Колин! – прошептала она.

Он сделал шаг вперед – один короткий шаг, но этого оказалось достаточно, чтобы, когда он приподнял пальцами ее подбородок, ее губы оказались в нескольких дюймах от его рта.

Их дыхание смешалось, воздух стал плотным и горячим. Пенелопа дрожала – Колин чувствовал эту дрожь пальцами, но не был уверен, что не дрожит сам.

Наверное, он должен что-то сказать, что-то беспечное и ироничное, в свойственной ему манере. Что-то вроде «Твое желание для меня закон» или «Каждая женщина заслуживает хотя бы одного поцелуя». Но, глядя в ее глаза, Колин понял, что нет слов выразить эмоции, которые он испытывал в этот момент.

Смесь опьяняющей страсти, жгучей потребности и чистого восторга.

Вот так в самый обычный полдень, в тихой гостиной на Маунт-стрит Колин Бриджертон поцеловал Пенелопу Федерингтон.

И это было восхитительно.

Вначале он лишь слегка коснулся ее губ – не потому, что старался быть нежным, хотя будь Колин в состоянии думать о таких вещах, то постарался бы учесть, что первый поцелуй должен быть трепетным и благоговейным, как представляется девушкам в мечтах, когда они лежат без сна в своих постелях.

Но, по правде говоря, ни о чем таком Колин не думал. Собственно, он вообще ни о чем не думал. Его поцелуй был трепетным и нежным только потому, что он еще не опомнился от изумления. Он знал Пенелопу целую вечность, но никогда даже не думал о том, чтобы коснуться ее губ. А теперь не выпустил бы ее из объятий, даже если бы его пятки поджаривал адский огонь. Невероятно, что это происходит на самом деле – и что ему дьявольски этого хочется!

Это не был поцелуй, порожденный неодолимой страстью или другими столь же сильными эмоциями. Это было медленное соприкосновение губ, осторожное и испытующее, явившееся откровением не только для Пенелопы, но и для Колина.

Он понял, что ничего не знал о поцелуях. По сравнению с тем, что происходило сейчас, все остальное было не более чем движениями губ и языка в сочетании с ничего не значащими словами.