Точно как на небесах - Куин Джулия

– Трудно притворяться веселой, когда хочется выброситься из окна.

– Окно закрыто, – услужливо заметила Дейзи. Айрис ядовито посмотрела на нее:

– Именно.

– Пожалуйста, – взмолилась Гонория, – разве мы не можем на некоторое время примириться?

– Мне кажется, мы играем прекрасно, – фыркнула Дейзи. – Никто и не заметит, что мы репетировали с Анной только шесть часов.

Гувернантка подняла голову, услышав свое имя, потом снова опустила ее, поняв – ответа не требуется.

Айрис повернулась к сестре с почти злобным выражением лица.

– Ты не отличишь хорошую му… Ой! Гонория!

– Прости. Мой локоть?

– И мои ребра.

Гонория прошипела кузине что-то, предназначенное явно только для нее, но, очевидно, имевшее отношение к Дейзи, поскольку Айрис пренебрежительно взглянула на сестру, вздохнула и сказала:

– Хорошо.

Маркус снова посмотрел на гувернантку. Она, кажется, считала пятна на потолке.

– Может, нам стоит попробовать в последний раз? – устало, но решительно спросила Гонория.

– Не могу представить, как это может нам помочь, – сказала Айрис.

Дейзи испепеляюще посмотрела на нее и произнесла:

– Репетиция ведет к совершенству.

Гувернантка, кажется, пыталась сдержать смех. Она наконец подняла взгляд и увидела Маркуса с кувшином лимонада. Он приложил палец к губам, а она легонько кивнула, улыбнулась снова и повернулась к фортепиано.

– Вы готовы? – спросила Гонория.

Скрипачки подняли свои инструменты. Руки гувернантки повисли над клавишами. Айрис издала несчастный стон, но тем не менее опустила смычок на виолончель. И кошмар начался.

Звуки, наполнившие репетиционное помещение Смайт-Смитов, не поддавались описанию. В английском языке просто не было подходящих слов. Во всяком случае, Маркус таковых не знал. А если знал, то ни за что не решился бы употребить их в приличном обществе.

Поскольку слушать нечто, выдаваемое за музыкальное произведение, было сущей пыткой, Маркус решил сосредоточиться на созерцании исполнительниц.

Гувернантка лихорадочно вскидывала и опускала голову, разрываясь между партитурой и клавиатурой. Дейзи, стоя с закрытыми глазами, раскачивалась и наклонялась, будто завороженная… Чем? Ну, хорошо, скажем «мелодией». У Айрис было такое лицо, словно ей хотелось заплакать. Или, возможно, прикончить Дейзи.

А Гонория…

О, она была до того прекрасна, что ему самому хотелось заплакать. Или, возможно, разбить ее инструмент.

Она выглядела совсем не так, как на прошлогоднем концерте. Сияющая улыбка и восторженный взгляд уступили место стиснутым зубам и сосредоточенному прищуру. Она терзала свою скрипку с непреклонной решимостью и походила на полководца, ведущего армию в бой.

Этот нелепый квартет держался только на ней, и Маркус, сопереживая, любил ее еще сильнее.

Наверное, они собирались сыграть произведение целиком, тогда Маркусу пришлось бы туго. Однако к счастью, Айрис подняла глаза, заметила его и, громко ойкнув, остановилась сама и остановила других.

– Маркус! – обрадованно воскликнула Гонория. То есть ему показалось, что она обрадовалась, хотя в последнее время он постоянно ошибался в своих суждениях. – Почему ты здесь?

Он поднял кувшин.

– Леди Уинстед прислала вам лимонад.

Сначала на ее лице отразилось полнейшее недоумение, но мгновение спустя она расхохоталась. К ней присоединилась Айрис. Даже гувернантка не удержалась от улыбки, и только Дейзи озадаченно сдвинула брови.

– Что тут смешного? – спросила она.

– Ничего, – захлебываясь от смеха, выговорила Гонория. – Просто… целый день творится бог знает что… и вот теперь моя матушка поручает графу подать лимонад.

– Не вижу ничего смешного, – заявила Дейзи. – Лично я нахожу это совершенно неприемлемым.

– Не обращайте внимания, – сказала Айрис. – У нее нет чувства юмора.

– Неправда!

Маркус, застыв в неподвижности, взглянул на Гонорию, ожидая от нее какого-нибудь сигнала, чтобы понять, как вести себя дальше. Она слегка кивнула, очевидно, подтверждая слова кузины-виолончелистки.

– Скажите, милорд, что вы думаете о нашем исполнении? – с непередаваемой интонацией поинтересовалась Айрис.

Маркус ни в коем случае не собирался отвечать на этот вопрос.

– Я здесь исключительно для того, чтобы подать лимонад.

– Молодец, – тихо похвалила Гонория, подойдя к нему.

– Надеюсь, у вас есть стаканы? – осведомился он у нее. – Потому как на сей счет никаких указаний не поступало.

– Со стаканами у нас полный порядок, – заверила она. – Пожалуйста, начни с мисс Уинтер. Ей приходится тяжелее всего, ведь она только сегодня днем вошла в состав квартета.

Маркус согласно кивнул и направился к фортепиано.

– Э-э, будьте любезны, – несколько скованно пробурчал он.

А как иначе, скажите на милость? Его не учили разносить напитки.

– Спасибо, милорд, – поблагодарила пианистка, протягивая стакан.

Он налил ей лимонада и учтиво поклонился:

– Мы с вами где-то встречались?

Ее лицо показалось ему чертовски знакомым.

– Не думаю, – ответила она, торопливо поднося стакан к губам.

Маркус повернулся к Дейзи, все еще размышляя о мисс Уинтер. Конечно, ему ничего не стоило обознаться и принять одну девицу за другую, но только не в данном случае. Ее трудно с кем-либо спутать по одной простой причине – она ошеломительно красива. Странно, что она служит гувернанткой. Обычно матери семейств не нанимают прислугу такой внешности. Впрочем, леди Плейнсуорт могла не испытывать особых опасений – сыновей у нее не было, а лорд Плейнсуорт, кажется, и вовсе не покидал Дорсет.

– Благодарю вас, милорд, – сказала Дейзи, получив свою порцию лимонада. – С вашей стороны необычайно демократично, что вы взяли на себя такой труд.

Понятия не имея, что на это ответить, Маркус молча кивнул и направился к Айрис, которая закатила глаза, откровенно высмеивая свою сестрицу. Маркус наполнил третий стакан, получил в благодарность улыбку Айрис и – наконец! – дошел до Гонории.

– Спасибо, – сказала она, отпив немного лимонада.

– Что ты собираешься делать?

– С чем? – удивилась она.

– С концертом, – ответил Маркус, хотя ему казалось, что это достаточно очевидно.

– Странный вопрос. Я собираюсь играть. Что же еще?

Он указал глазами на гувернантку:

– По-моему, превосходный повод отменить представление.

– Я не могу так поступить, – возразила Гонория, хотя в ее голосе отчетливо слышалось горькое сожаление.

– Ты не должна жертвовать собой ради семьи, – тихо отозвался он.

– Я не жертвую собой. Это что-то другое… – Она улыбнулась, робко и немного печально, подняв на него огромные лучистые глаза. – Не знаю что, но не жертва. Я просто не могу иначе.