Рубин королевы - Бенцони Жюльетта

– Ты до такой степени испугался? – нахмурился раввин. – Но чего? Современные археологи во имя науки без колебаний проникают в могилы людей, умерших сотни и сотни лет назад.

– Я знаю. Один из моих друзей как раз этим и занимается. И без особых переживаний.

– Хотя то, что делают они, куда серьезнее. Они вытаскивают тела усопших, чтобы затем во всем убожестве выставить на публичное обозрение. Ты же должен всего лишь забрать камень, ничем больше не нарушив сна Джулио, и после этого его сон станет более мирным.

Но ты не сможешь проделать это один. Я не знаю, что ты там найдешь, – каменную плиту, саркофаг... Кто-нибудь может тебе помочь?

– Я рассчитывал на того самого друга-египтолога, но от него нет известий.

– Подожди еще немного! Если он не приедет, я дам тебе письмо к крумловскому раввину. Он кого-нибудь для тебя найдет...

– Собственно, где он, этот Крумлов?

– Более чем в сорока километрах к югу от Праги, в верхней части долины Влтавы. Замок принадлежит князю Шварценбергу, он долгое время был крепостью, к которой затем добавились более мирные пристройки. Часовня – в старой части замка. Больше ничего не могу тебе сказать. А теперь я провожу тебя до выхода из сада, но... не уезжай, не повидавшись со мной! Я постараюсь, чем только могу, помочь тебе.

Вернувшись в машину, Альдо сел за руль и надолго замер в неподвижности. Он был ошеломлен, оглушен этими прожитыми вне времени часами. Ему хотелось сидеть не шевелясь, а главное – в тишине, а в этот час ночи тишина была глубокой, полной и тоже вне времени...

Наконец он зажег сигарету и затянулся с таким наслаждением, словно уже много дней не курил. Нервы постепенно успокоились, и Альдо подумал, что пора возвращаться. Автомобиль, катясь вниз по склону холма, словно бы переносил своего хозяина в прозаический мир живых.

К погруженному в полумрак отелю «Европа» Альдо подъехал уже в четвертом часу пополуночи. Бар был закрыт, чему он очень обрадовался, поскольку побаивался, что оттуда выскочит давешнее американское чучело с дежурной улыбкой, приклеенной к губам, и кружкой пива в руке. Однако все сошло тихо и мирно. Ночной портье, поклонившись, дал князю ключ и вместе с ним протянул сложенную вдвое записку, которую достал из ящика:

– Здесь письмо для вашей светлости...

Развернув записку, Морозини едва не закричал от радости. «Я в 204-м номере, твой ближайший сосед, но, Бога ради, дай мне поспать! О своих проделках расскажешь завтра», – писал Видаль-Пеликорн.

Морозини готов был упасть на колени и вознести благодарственную молитву. Таким облегчением было узнать, что Адальбер рядом и предстоящее испытание они встретят вместе! Альдо легким шагом направился к лифту. Жизнь внезапно показалась ему прекрасной...

На следующее утро, не успел Морозини открыть глаза, как дверь его номера отворилась и на пороге возник Адальбер, кативший перед собой столик на колесиках, нагруженный основательным завтраком на двоих. Между ними было не принято долго изливать свои чувства. Вот и сейчас археолог лишь критически посмотрел на сидевшего в постели друга, затем перевел взгляд на разбросанные детали вечернего костюма.

– Я так и думал. Ты здесь не скучал.

– Ни минуты! Сначала – «Дон-Жуан» в Национальном театре, потом – впечатляющая аудиенция у императора, за которой последовала откровенная беседа с человеком, прожившим, как я подозреваю, не менее трех-четырех веков. А ты-то откуда явился? – прибавил Альдо, нашаривая ногами шлепанцы.

– Из Цюриха. Теобальд передал мне твое послание. Я отправился туда выручать Ромуальда, которого швейцарские полицейские подобрали однажды утром на берегу озера в довольно-таки плачевном состоянии.

Альдо, надевавший в это время халат, замер.

– Что случилось?

– О, классический прием! Я даже удивляюсь, как такой старый лис, как Ромуальд, на это попался. Он пытался выследить «дядю Болеслава» и оказался в компании четверых, не то пятерых бандитов, которые избили его и бросили в камышах, решив, что он мертв. К счастью, Ромуальд крепкий парень, а швейцарцы умеют выхаживать больных! У него сильный ушиб головы и множество переломов, но он выкарабкается. Я отправил его в Париж, в клинику моего друга, профессора Дьелафуа, где за ним присматривают два здоровенных санитара. Во всяком случае, одно я могу тебе сказать: «дядя Болеслав» и папаша Солманский – один и тот же человек...

– Я об этом догадывался. И он по-прежнему в Цюрихе... мой милый тесть?