Золотая химера Борджиа - Бенцони Жюльетта

– Приехали?! Но это же просто кусочек удачи, как говорят англичане! А я заглянул к госпоже маркизе, чтобы пригласить ее вместе с чудачкой-компаньонкой завтра в свою ложу в Оперу. Предстоит великий вечер: Лукреция Торелли будет исполнять «Травиату» в присутствии президента Республики. Ясное дело, вы тоже приглашены.

– Но…

– Ну что вы, приходите обязательно! Места много! Моя ложа одна из больших, и я на вас рассчитываю! И не надо ничего мне сейчас говорить! Я знаю, нам есть много чего рассказать друг другу, но не сейчас. Я опаздываю, а дива не любит ждать! В общем, до завтра, и без отказов!

Не дав друзьям даже и слова вымолвить, Уишбоун исчез в своем обширном автомобиле, который тут же тронулся с места.

– Ну, что скажешь? – поинтересовался Альдо.

– Ничего, пока не промочу хоть чем-то горло, – отозвался Адальбер, вылезая из машины и отправляясь звонить швейцару, в то время как Альдо развернул «Тальбот» к воротам. Ворота, раскрываясь, громко заскрипели; справиться с их скрипом не могли никакие смазки.

Услышав скрип ворот, на крыльцо вышли старичок Сиприен и Мари-Анжелин. Сиприен с радостным бормотаньем поспешил по ступенькам вниз встречать путешественников, а Мари-Анжелин ринулся обратно в дом. Побежала извещать маркизу, а потом сразу же вернулась обратно, чтобы обрушить на друзей нескончаемый поток вопросов. Альдо прервал его:

– Все ответы после глотка воды, у нас язык похож на промокашку. И я думаю, тетя Амели тоже ждет не дождется новостей.

Старая маркиза сидела в своем любимом кресле из белого ратина со спинкой в виде веера, которое близкие именовали троном. Она так радостно приветствовала Альдо и Адальбера, что не было никаких сомнений: она их ждала и счастлива их возвращению. Шампанское полилось рекой, смывая усталость и утоляя жажду путников. План-Крепэн дала им возможность оценить утонченный вкус шампанского, но не позволила посмаковать, вновь атаковав потоком вопросов. Маркиза, стукнув раза три палкой об пол, призвала компаньонку к порядку.

– Успокойтесь, пожалуйста, План-Крепэн. Сначала о главном – Мишель Бертье. Вы нашли его?

– Да. Он был на волосок от смерти, когда мы его обнаружили. Но, сказать по чести, не наша заслуга, что Мишель был найден.

– Вот как? А чья же?

– Одного знакомого Адальбера, он познакомился с ним, когда учился в лицее Жансон-де-Сайи, и – держитесь крепче на стульях – нашего родственника!

Альдо ожидал радостных возгласов, но увидел вытянутые, с поджатыми губами лица двух дам.

– Боже мой, Боже! – покачала головой тетушка Амели. – Они познакомились с сумасшедшим!

– Я так и знала, – вздохнула Мари-Анжелин. – Надо было их предупредить.

– О чем? – поинтересовлся Альдо. – Мы успели догадаться, что в этом доме профессора не слишком жаловали, но это еще не причина, чтобы считать его сумасшедшим. Так мне кажется. Как-никак, он успешно преподает в Коллеж де Франс.

– Никто никогда не считал его ослом, – сухо сообщила маркиза. – Охотно признаю, что он – кладезь знаний, известный историк и все, что ты только пожелаешь. Но это не мешает ему быть несносным грубияном. Ты знаешь, как он называет меня в глаза и за глаза? «Старая верблюдица»! Ты в восторге, не правда ли? Я тоже.

Альдо с трудом удерживался от смеха, но высказался с крайней осторожностью.

– Неслыханное дело! – пробормотал он. – Интересно, чем вы его так раздосадовали? Он сообщил нам, что был вашим шурином, но я никогда не слышал, чтобы у вас была сестра.

– Относительно шурина он ошибся. После смерти моего брата Жоффруа он женился на его вдове Сесиль, которая, скажу откровенно, звезд с неба не хватала, но была красивой женщиной. Новый муж обращался с ней хуже некуда. Мне она была симпатична, а перед своим мужем бедняжка оказалась совершенно беззащитна, и я взяла на себя роль ее защитницы. Ему приходилось выслушивать от меня истины, которые ему были не по душе. Он на меня очень сердился. А на похоронах несчастной Сесиль я сказала ему прямо в глаза, что он виноват в ее смерти и что она умерла от отчаяния. Сказала это у ворот кладбища Пер-Лашез, где он принимал соболезнования. Он принимал их не просто равнодушно, а откровенно давал понять, что не испытывает ни малейшего горя от своего вдовства, что рад избавиться от супруги, поначалу представлявшей для него кое-какую эстетическую ценность, но с годами ставшей обузой из-за отсутствия культуры и здравого ума. Я очень тогда на него рассердилась.