Дочь викария - Коултер Кэтрин

Мегги посчитала, что свекровь могла бы обращаться прямо к ней, а не к посредникам. Не слишком доброе начало.

— Думаю, мы успеем привести себя в божеский вид, — пообещал Томас и посмотрел на Мегги.

— Да, миледи, — подтвердила она, — буду счастлива, если меня приведут.

Мегги молча поплелась за Томасом прочь из большой, холодной, мрачной гостиной с потертой мебелью и тяжелыми шторами, плотно закрывавшими окна.

Какая ужасная комната!

— Моя мать, вероятно, немного эксцентрична, — буркнул Томас, не глядя на нее.

— Наверное, ей стоило бы познакомиться с моей бабушкой, — жизнерадостно заметила Мегги, не теряя хорошего настроения. — Я бы уже через неделю определила, кто выиграл сражение. Правда, я надеялась, что поскольку она считает мое приданое вполне достаточным, могла бы встретить меня приветливее.

— Честно говоря, причиной ее отсутствия на свадьбе была не только и не столько плохое здоровье.

К его удивлению и облегчению, Мегги хихикнула.

— Знаю-знаю, ты пытался пощадить мои чувства и прибегнул ко лжи во спасение. К сожалению, тебя поймали. Меня тоже неизменно ловят. Не хочешь сказать, о каких именно пустяках ты писал ей?

— Только то, что ты ослепительный цветок, ожидающий, чтобы его сорвали.

— Какое тошнотворное определение!

— Да, я так и думал, что тебе понравится. Но, если хочешь знать правду, она не пожелала приехать, потому что более несговорчивой и своенравной женщины не найти во всей Англии. Даже женись я на принцессе, она по-прежнему бы фыркала и задирала нос.

— Тогда ничего. Знаешь, несговорчивость и своенравность — очень интересные качества.

— От души надеюсь, что через неделю ты будешь считать точно так же.

Томас кивнул сухонькому сморщенному старичку, выглядевшему так, словно каждая косточка в его теле мучительно ныла. Он медленно ковылял к ним, держась за согбенную спину и поминутно издавая громкие стоны.

— Милорд, — прошамкал старик, перекатывая на языке звук "р". — Ах, какое чудесное слово!

— Барнакл, позаботься о наших вещах, — велел Томас.

— Да, милорд, но, поверьте, это будет нелегко, и вы это знаете, поскольку сами разминали мою несчастную спину столько раз за эти годы!

— Знаю, Барнакл. Я хотел сказать, что тебе следует послать Энниса за багажом, а сам ты объясни, как вносить и куда ставить саквояжи.

— Хорошо, что объяснили, милорд. Это, случаем, не ее сиятельство?

— Ее, — подтвердила Мегги.

— Хорошенькая, а уж волосы… в жизни ничего подобного не видел! И совсем не такая большая, как его сиятельство. Может, походите по моей спине, когда ее опять сведет?

— Буду счастлива походить по вашей спине, Барнакл, — пообещала Мегги.

Старик кивнул, откинул голову и пронзительно завопил:

— Эннис! Тащи сюда свою тощую задницу и сильную спину!

Мегги была уверена, что видит, как уголок губ Томаса дернулся. Но он молчал. Барнакл с трудом потащился к входной двери.

— Судя по его виду, он просто умирает от боли, — заметила Мегги. — Бедняга очень плох?

— Не так, как кажется.

— Но он вот-вот взвоет! Я слышала его стоны. Я еще никогда не сталкивалась с чем-то подобным.

— Очень немногие люди сталкивались с чем-то подобным. Я как-то видел, как он упражняется перед зеркалом, разыгрывая человека, готового вот-вот свалиться без чувств. Он едва не поймал меня, потому что я засмеялся. Не смог сдержаться. Не сомневаюсь, что спина его беспокоит, но в основном это чистое притворство. Он проделывает это с тех пор, как меня еще на свете не было. Старый мошенник, вероятно, переживет всех нас, хотя его спина согнута подковой.

— Зато эффект он производит чрезвычайный, — хмыкнула Мегги.

— Слышу в твоем голосе неподдельное уважение.

— Так и есть. Изумительный старичок. Ты действительно ходил по его спине?

— Когда бы маленьким. Теперь твоя очередь. Он будет стонать, охать, искренне наслаждаться каждым мгновением и непрерывно жаловаться.

— Да, необычный дворецкий. Интересно, что ты скажешь, увидев Холлиса, мажордома дяди Дугласа? Он куда величественнее самого короля.

— Для этого много не требуется.

— Барнакл, — улыбнулась Мегги. — Что за странное имя!

— Ты еще и тысячной доли всех здешних странностей не увидела.

— Томас, почему твоя мать не захотела приехать на свадьбу? Если не считать ее своенравия, разумеется.

Томас взглянул ей в глаза и тихо признался: