Опал императрицы (Опал Сисси) - Бенцони Жюльетта

Возмущенный граф так вздернул подбородок, что бородка образовала с тощей шеей прямой угол.

– Вы меня словно за дурака считаете, Лиза! Я не сделаю ничего такого, что могло бы причинить вам неприятности. Впрочем, я намерен здесь задержаться. Мысль о том, чтобы бросить вас обеих одним выпутываться из таких затруднений, для меня просто невыносима. Я хочу оберегать вас... если вы мне это позволите, – прибавил он, умильно взглянув на кузину. Та ответила ему ласковой, хотя и немного усталой улыбкой.

– Это очень мило с вашей стороны! – сказала она. – Разумеется, вы можете оставаться здесь столько, сколько захотите. Ваша преданность трогает нас: и Лизу, и меня...

Если девушка в тот момент и испытывала какое-либо чувство, то никак не признательность и еще меньше того – радость, однако Голоцени повернулся к ней с такой ослепительной улыбкой, словно она только что пообещала ему свою руку.

– Превосходно! В таком случае, не пора ли закончить обед? Все сегодня устали, а наша дорогая Лиза нуждается в отдыхе.

Смысл его слов был совершенно ясен. «Он выставляет нас за дверь, – подумал Морозини. – Мы явно его стесняем!..» Но графиня встала из-за стола и словно в подтверждение его слов проговорила:

– Признаюсь, я действительно устала. Если желаете, господа, – прибавила она, обращаясь к гостям, – мы выпьем кофе, после чего расстанемся до завтра.

– Мне кофе не нужно, графиня! – сказал Адальбер. – Я и так слишком много его пью, еще чашка – и я вообще не смогу заснуть.

Альдо, в свою очередь, тоже попросил разрешения откланяться, и пока Адальбер, догадавшись, что его другу нужно дать время, затягивал прощание, читая госпоже фон Адлерштейн и ее кузену небольшую лекцию о формулах вежливости, принятых в Древнем Египте, Морозини вслед за Лизой вышел в галерею, куда выходили двери всех парадных комнат.

– Вы сможете оставить открытой какую-нибудь наружную дверь?

– Наверное, да... кухонную. А что?

– Сколько времени уйдет на то, чтобы все погрузилось в сон и безмолвие? Час?

– Маловато. Скорее два. Но что вы собираетесь делать?

– Увидите. Через два часа мы будем в вашей спальне... И раздобудьте нам веревку!

– В моей спальне? Вы с ума сошли!

– Я сказал «мы», а не «я»! Не делайте дурацких выводов и доверяйте мне хоть немного! Впрочем, если вы предпочитаете ждать в кухне, я не могу вам запретить... Адальбер! – тут же громко окликнул он. – Наша хозяйка нуждается в отдыхе. А отнюдь не в лекции!

– В самом деле! Это непростительно! Тысяча извинений, дорогая графиня...

Почти сразу после этого все трое вышли в галерею, где застали Морозини в одиночестве, с сигаретой в руке. Лиза улетучилась, словно легкий дымок.

Видимо, чтобы удостовериться, что гости уехали, Голоцени проводил их до машины, и Адальбер, желая доставить ему удовольствие, завел мотор на полные обороты.

– Ты принял какое-то решение? – спросил он, сломя голову летя через темный парк.

– Да. Мы вернемся через два часа. Лиза устроит так, чтобы дверь черного хода была не заперта...

– А собаки? О них ты позабыл?

– Она про собак ничего не сказала. Может быть, их не спускают, когда в доме гости? Ладно, мы примем свои меры!

Меры заключались в тарелке холодного мяса, которую два приятеля под предлогом, что их очень скудно накормили за ужином, велели принести в их комнаты, для пущего правдоподобия потребовав в придачу бутылку вина. Большая часть этой бутылки была вылита в умывальник. Часом позже, сменив смокинги на более подходящую для ночной вылазки одежду, они потихоньку выбрались из гостиницы и направились к берегу реки, где Альдо оставил свой новый «Фиат».

Подъехав поближе к замку, они спрятали машину в рощице, где прежде прятали «Амилькар», и дальше пошли пешком; у каждого в кармане плаща лежало по свертку с мясом-.

Однако угощение им не пригодилось: собак не было видно. В изящном замке не светилось ни одного окна. Испытав огромное облегчение, друзья с максимальной осторожностью бесшумными шагами приблизились к двери черного хода и еще тише отворили деревянную створку – она даже не скрипнула под рукой Морозини.

– Надеюсь, я заслужила похвалу? – послышался приглушенный голос Лизы. – Я даже позаботилась о том, чтобы смазать петли...

Девушка сидела на табурете, освещенная стоявшим рядом с ней на столе потайным фонарем с откинутой заслонкой. Она тоже переоделась: толстая шерстяная юбка, свитер с высоким воротом и уличные башмаки на мгновение воскресили в памяти Альдо покойную Мину.