Сладостная ярость - Харт Кэтрин

— Ошибаешься, Сэм. Ты теперь Саманта Кинкейд, душечка. — Он склонился ближе, его прозрачные глаза смотрели все так же решительно. — Отныне и навсегда ты принадлежишь мне душой и телом, пока смерть не разлучит нас.

— Если ты жаждешь смерти, то дай мне пистолет, и я с радостью повинуюсь тебе, — заявила она.

— Ну нет, — усмехнулся он. — Если я дал себя окрутить, то это не значит, что я спятил, любовь моя. Тебе теперь придется учиться, как стать прилежной женушкой. Ведь ты же не забыла, что дала клятву во всем слушаться меня?

О том, что она действительно говорила какие-то слова на эту тему, Сэм помнила смутно.

— Это была не настоящая свадьба, а комедия, и ты прекрасно знаешь об этом, Кинкейд! Это незаконно.

— Опять ошибаешься, Кинкейд! — возразил он с издевательской усмешкой. — Мы с тобой обвенчаны всерьез, по-настоящему, и как только я сдеру с тебя это платье, то уложу тебя в постель. Имею на это право как твой муж.

— Только дотронься до меня пальцем, и я расцарапаю тебе всю физиономию!

— Что послужит прекрасным дополнением к украшениям на моей спине, — поддразнивал он, пытаясь дотянуться до нее, в то время как она старалась увернуться. — Я еще никогда не встречался с женщиной, которая может отдаваться с таким самозабвением и с такой страстью, как ты. Заметь, Сэм, я не жалуюсь. Я в восторге от того, как ты загораешься и становишься вся жаркая и дикая.

Сэм попыталась оттолкнуть его, но вдруг ей показалось, что у него стало рук и ног в два раза больше. Без всяких усилий он распластал ее на постели под собой и задрал ее юбки выше талии.

— Я не хочу тебя, Трэвис! — прошипела она.

— Скажешь мне это еще раз через несколько минут, если будешь в состоянии, Сэм, — дразнил он ее, покрывая мелкими поцелуями ее тонкую шею от плеча до уха.

Она успокоила себя мыслью, что если бы у нее так не кружилась голова, она бы смогла оказать ему сопротивление. И если бы ей не мешали ее юбки, она смогла бы скинуть его с себя. И если бы он не целовал ее с такой страстью, она бы не ослабела бы так внезапно. И если бы…

Сэм прекратила оправдывать себя, ее мысли спутались и поплыли на облаках желания. Голая правда состояла в том, что она любила его. Ему было достаточно только дотронуться до нее, и в ней просыпалось желание, граничившее с самозабвением, и это пугало ее. Старательно сопротивляясь ему, она тем временем сама помогла ему избавить ее от лишних одежд и сама сорвала с него рубашку.

Ее острые зубки впились в его мускулистое плечо, торопя его. Языком она нащупала его соски, спрятанные в густых золотых волосах у него на груди. Ее руки ласкали его и притягивали все ближе, пока их тела не слились в одно. Неистовый ветер шумел у нее в ушах; кровь пульсировала в ее венах; Сэм в восторге отдалась ему, требуя и свою долю взамен.

К тому времени, когда они истощили свои силы, Сэм полностью принадлежала Трэвису, она навсегда отдала ему свое сердце и в глубине души радовалась этому. Больше никаких скитаний, никаких отсиживаний. Она нашла наконец свой приют в объятиях Трэвиса.

Если что и омрачало замужество Сэм, так это то, что Трэвис и ее родня по-прежнему находились по разные стороны закона. С этим ничего нельзя было поделать, ничего нельзя было изменить. Как начальник полиции, занимающий официальный пост, Трэвис обязан был соблюдать закон и бороться с теми, кто нарушал его. Билли, хоть и стал его шурином, по-прежнему оставался заключенным и должен был предстать перед судом за свои преступления. Да и Сэм, несмотря на свое замужество, будет отвечать перед выездным судьей, когда тот появится в Тамбл.

— Я не сомневаюсь, что мы сможем доказать, что ты перевоспиталась, Сэм, — с полной уверенностью говорил ей Трэвис. — Я и Чес, Элси и Олдричи, все мы дадим показания в твою пользу. Теперь, когда мы с тобой женаты, возможно, судья отпустит тебя под мое попечительство и забудет о твоем участии в грабежах. Конечно, главный пункт твоей защиты то, что тебе было всего двенадцать, когда твоя семейка втянула тебя в преступные действия, поэтому тебя нельзя считать ответственной за свои поступки. Не беспокойся, моя милая. Ты не попадешь ни в какую тюрьму, и тебя никто не собирается вешать.

— Я беспокоюсь не так за себя, как за Билли, — призналась Сэм. — Ведь он мой брат, Трэвис! Я люблю его! Может, ты найдешь способ и ему чем-нибудь помочь?

Высушив ее слезы поцелуями, Трэвис поклялся:

— Я попытаюсь, Сэм. Я сделаю все, что в моих силах, но я не уверен, что этого будет достаточно. Многое зависит от судьи и от того, как будет вести себя Билли. Я бы очень хотел обещать тебе, что все закончится хорошо, но это была бы ложь, любимая. Лучше, если ты приготовишься к худшему.