Чудо в аббатстве - Холт Виктория

Я уже почти решила уехать с Рупертом, потому что стало ясно, что не смогу оставаться в доме Саймона Кейсмана. Кейт писала мне, убеждая приехать в замок Ремуса, и я думала, что, вероятно, следует съездить к ней, чтобы обсудить, что делать дальше. Она убеждала меня выйти замуж за Руперта. Она думала, что со временем я пойму разумность такого решения. Еще недавно Кейт строила планы, как удачно выдать меня замуж, но теперь это было маловероятным, потому что у меня уже не было приданого. Но мне не было до этого никакого дела.

Стояли сумерки — конец чудесного летнего дня. Приближалась ночь тихая и спокойная, исчез даже легкий дневной ветерок.

Я сидела у окна, когда ко мне подошла служанка. Она посмотрела на меня и сказала:

— У меня к вам поручение, госпожа Дамаск. Один джентльмен хотел бы поговорить с вами.

— Кто он?

— Я не знаю, госпожа. Он велел передать вам, что если вы придете к скрытой плющом двери, то найдете его и узнаете, кто меня послал.

Мне с трудом удалось скрыть волнение. Кто, кроме Бруно, мог передать это послание? Кто еще знал о замаскированной плющом двери?

Как можно спокойнее я ответила:

— Спасибо, Дженнет. — И как только она ушла, побежала в свою комнату, сменила платье и привела в порядок прическу. Я взяла плащ, завернулась в него и поспешила к двери в стене Аббатства.

Бруно ждал меня там. Его глаза светились торжеством, он был рад моему приходу. Он взял мои руки и поцеловал их. Он казался не таким, как обычно.

— Так ты вернулся! — воскликнула я.

— Ты довольна?

— Мне нет нужды говорить то, что ты знаешь и так.

— Ты изменилась. Я знал, что ты будешь рада увидеть меня, Дамаск.

— Да, — ответила я, потому что это было правдой. В этот момент я была счастливее из-за того, что он вернулся. — Что случилось? Где ты был? Почему ты покинул нас так таинственно?

— Это было необходимо, — ответил он.

— Уехал… ничего не объяснив?

— Да, — сказал он. — И пока меня не было, ты потеряла отца.

— Это было ужасно, Бруно.

— Я знаю. Но теперь я вернулся. Я заставлю тебя забыть о горе. Теперь, когда я здесь, ты будешь счастлива.

Он крепко держал мою руку в своей. Другой рукой он открыл дверь, и мы вошли на землю Аббатства.

Я отпрянула назад.

— Это не принадлежит нам, Бруно.

— Я знаю.

— Мы нарушаем границы чужих владений.

— Ты делала это прежде много раз.

— Верно.

— Не бойся. Я рядом с тобой. Монахи всегда верили, что я стану их аббатом.

— Нас постигли ужасные несчастья.

— Может быть, так было угодно судьбе. Для всех нас это было время испытаний!

— Я хочу о многом спросить тебя. Где ты был? Ты вернулся, чтобы остаться? Где ты живешь? У нас теперь все изменилось. Наш дом принадлежит Саймону Кейсману.

Он обернулся ко мне и, нежно улыбаясь, коснулся моего лица:

— Я все это знаю, Дамаск. Я знаю все.

— Ты знаешь, кто владелец Аббатства?

— Да, — ответил он. — Я знаю и это.

— Я уверена, это какой-нибудь знатный богач. Но, может быть, лучше уж так, чем оно и дальше будет разрушаться.

— Лучше уж так, — произнес Бруно.

— Куда ты меня ведешь?

— В Аббатство.

— Говорят, что там живут привидения. Люди видели призрак монаха. Я сама видела его.

— Ты, Дамаск.

— Да. Когда приходила на могилу отца. — Я рассказала ему о том, как Руперт принес мне голову отца и как мы ее похоронили.

— Вы с Рупертом помолвлены? — быстро спросил Бруно.

— Нет, но, возможно, это скоро произойдет.

— Ты не любишь Руперта.

— Нет, я люблю Руперта.

— Как мужа?

— Нет, но я думаю, что мы нужны друг другу.

— Ты не боишься пойти со мной в Аббатство? Я колебалась, а он продолжил:

— Ты помнишь, что вы с Кейт однажды уже входили в него.

— Тогда я очень испугалась.

— Потому что знала, что поступаешь не правильно. Тебе не следовало входить в святую часовню. Тебе не следовало смотреть на Мадонну в драгоценностях. Но статуя исчезла, и святая часовня пуста.

— Мне страшно войти туда и теперь, Бруно. Он сжал мою руку:

— Ты же не думаешь, что с тобой может случиться несчастье, когда я рядом?

Мы приближались к серым стенам Аббатства, и я не ответила.

Он неожиданно обернулся, и в лунном свете я увидела, что лицо его сурово.

— Дамаск, — спросил Бруно, — ты веришь, что я не такой, как другие?