Лишь в твоих объятиях - Линден Кэролайн

— Правда заключается в том, что я сделался тайным агентом, — сказал он, прежде чем успел передумать. — Работал на министерство внутренних дел. Я прикидывался слугой или торговцем и шпионил за теми, кто вызывал недовольство правительства. Для меня это был единственный шанс восстановить свое доброе имя. Не удалось. Я никогда не предполагал, что придется вернуться домой обесчещенным, но так получилось. Я оказался здесь в ужасной ситуации, как в тот день, когда узнал, что меня обвиняют в предательстве. Лучше остаться мертвым, чем вернуться вот так, и все же… — Он сделал глубокий вдох. Подождал, пока знакомое чувство гнева от собственной беспомощности не отпустит его, и осторожно разогнул пальцы, сжатые в кулаки. В последние годы это чувство стало привычным для него.

Глаза у Крессиды округлились и стали огромными. С побледневшим лицом она, не отрываясь, смотрела на него. Казалось, прошла целая вечность.

— О, — прошептала она. — Я понимаю. Понимает ли? Он грустно улыбнулся:

— Я хотел, чтобы вы знали.

В широко открытых глазах, в которых роились золотистые искры, не было сомнений.

— Почему?

— Потому что… — Он покачал головой и отвел глаза. — Я так захотел.

Она осталась спокойной. Он не удивился бы, если бы она развернулась и пошла — или побежала — прочь.

— Теперь понятно, почему… вас послали искать моего отца. Вы сказали, что у вас есть таланты, которые необходимы для таких поисков, и я все гадала, что вы имели в виду.

— Да. Хейстингс обратился к моему начальнику, и тот послал меня.

Она несколько раз моргнула, потом сглотнула, и он не мог оторвать глаз от ее шеи.

— Тогда… Значит, министерство внутренних дел интересуется тем, где мой отец? Почему?

— Я не знаю. — У него были лишь некоторые подозрения, и только. Алек старался гнать все это от себя, решив, что годы жизни среди лжецов, мошенников и прочих негодяев сделали его чересчур подозрительным. Вероятнее всего, исчезновение Тернера связано с каким-нибудь несчастным случаем или его решением сбежать от семьи. Если какое-либо из его подозрений оправдается, он без колебаний сообщит ей об этом, но в отсутствие доказательств…

Ее плечи поникли.

— Сомневаюсь, что мы когда-нибудь узнаем о том, что с ним случилось. И узнаем ли вообще хоть что-нибудь. Я все больше убеждаюсь, что он совсем не тот человек, каким мы его знали, и каким он был в наших глазах.

— Я не считаю, что все потеряно, — сказал Алек. — Пока еще нет.

Она смотрела на него, и робкая улыбка тронула ее губы.

— Спасибо вам, — шепнула она. — Ваша уверенность придает мне сил.

Алек понимал, что она имеет в виду. В те дни, после Ватерлоо, только один Питербери знал, что он жив, и единственный верил в то, что он ни в чем не виноват. Всего один человек был на его стороне, но это так много значило, хотя Питербери действовал мучительно медленно и с такими мерами предосторожности, что, казалось, ничто никогда не изменится к лучшему. Алек месяцами влачил жалкое существование, и только поддержка верного друга была для него лучом света во мраке. А теперь рядом с ним стоит Крессида Тернер, на которую благотворно влияет его присутствие. Она верит в него и смотрит на него сияющими глазами. Как-то непривычно ему было ощущать себя человеком, на которого рассчитывают, но это не чувство гордости или тревоги, а удовлетворение от того, что он может помочь выжить.

Он протянул руку, и она с готовностью ухватилась за нее, продолжая робко улыбаться. Он шагнул к ней.

— Оставайтесь, — сказал он. — Вам здесь рады. Если хотите, оставайтесь.

Ее губы раскрылись. Жилка на шее обозначилась сильнее. В ее взгляде было желание и неуверенность.

— Мне бы хотелось, чтобы вы остались, — прибавил он. Она кончиком языка провела по нижней губе — гибельно для него. Он сделал следующий шаг, и их уже ничто не разделяло. Ее голова запрокинулась назад, и она призывно качнулась навстречу ему. Алек уже почти коснулся ее губ. — Останьтесь, — выдохнул он. — Пожалуйста.

— Да, — шепнула она, и он поцеловал ее.

Когда их губы встретились, Крессида почти перестала дышать. Каждая жилочка в ней замерла — она боялась рассыпаться на тысячу осколков, пока он нежно, благоговейно целовал ее. Он все еще удерживал ее руку в своей, так что соприкасались только их руки, но нечто гораздо большее удерживало ее на месте. Крессида представления не имела, что будет дальше. Ее неудержимо влекло к другому разбитому сердцу, влекло нечто такое, что было сильнее желания. И пока они целовались, в ее сознании всплыло изречение ее отца, которое он любил повторять во время игры в карты: «Кто не рискует, тот и не выигрывает». Сегодня эта отцовская фраза вполне соответствовала ее состоянию.