Золотая химера Борджиа - Бенцони Жюльетта

Святая ложь. Не было другого места в мире, где бы Альдо спал так сладко, как в спальном вагоне, убаюканный стуком колес. Альбер ушел, и он отправился взглянуть на себя в зеркало. Только что, бреясь, он думал о другом и не обратил на себя внимания. Альбер был прав, сказав, что выглядит он не блестяще. Трудно было ждать другого после такой бурной ночи… Эта бессонная ночь стоила двух. А если учесть, что и предыдущая была не из лучших… Он тоже почти не спал, курил сигарету за сигаретой, пытаясь обрести душевное равновесие после выходки Торелли, которая внесла столько перемен в его жизнь. Никогда еще Адальбер не смотрел на него с такой яростью. Или даже… с ненавистью? Да, да, что-то похожее промелькнуло в его глазах, и, вспоминая этот взгляд, Альдо не мог уснуть всю ночь. Ну а потом сумасшедшая встреча с Полиной… Неудивительно, что он осунулся и под глазами у него темные круги. Решение выйти в Милане и переночевать там было просто верхом благоразумия. Невозможно появиться перед Лизой с таким лицом. Она сразу же решит, что он болен, уложит его в постель и примется лечить со швейцарской методичностью. Или… догадается, что произошло. А дальше воображение рисовало сплошные ужасы: Лиза, подхватив всех детей, уезжает в Вену, сообщив, что он больше никогда ее не увидит.

«Континенталь» предложил Альдо все, что он от него ждал: тихую комнату, большую ванну, которую он немедленно наполнил восхитительно теплой водой с душистой лавандовой солью, легкий ужин, который ему подали в номер, и, наконец, кровать, где могли бы поместиться даже трое. Альдо погрузился в ее мягкую белизну, словно в облако, и заснул без сновидений. После двенадцати часов сна все встало на свои места. Альдо принял холодный душ, плотно позавтракал и почувствовал, что свеж, как огурчик, и готов наслаждаться жизнью, как и раньше.

Свою ночь с Полиной он постарался упрятать в самый дальний уголок памяти. Она была слишком хороша, чтобы просто забыть о ней, как и та, другая, в отеле «Риц», как и раннее утро в Ньюпорте, но он поклялся себе, что четвертой не будет. А значит, он постарается во что бы то ни стало избегать Полины. Пусть это будет нелегко, но его душевное спокойствие и душевный покой Лизы того стоят. И вдруг он с удивлением поймал себя на том, что никогда еще с такой нежностью не любил свою жену.

– О своей любви ты мог бы вспомнить чуть раньше, – проскрипел внутренний голос Альдо, который время от времени с ним заговаривал, правда, Альдо обычно его не слушал.

Однако на этот раз решил не отмалчиваться.

– Хорошо упрекать, когда грех уже совершен. Что, по-твоему, я должен был делать, когда в дверях появилась сияющая Полина? Затолкать ее обратно в купе и запереть дверь на задвижку?

– Конечно, я понимаю, ситуация нелегкая. К тому же, как только ты узнал, что она в Париже, ты стал сгорать от желания обнять ее.

– Ну, вот видишь! Сам понимаешь, что…

– Ты мог хотя бы не говорить, что любишь ее.

– Но я действительно любил ее… в ту минуту.

– А что будет потом? Ты понимаешь, что ты наделал, прошептав ей на ухо эти три словечка, которые никогда не говорил ей раньше? Она спрятала их в своем сердце и унесла как величайшее сокровище! Ради тебя она готова на все!

– Не стот преувеличивать.

– Я ничего не преувеличиваю, и ты это прекрасно знаешь. Что она тебе шепнула после последнего поцелуя?

– Ну-у… что она меня любит.

– А еще что?

– Сказала, что… навек.

– Хочешь ты или нет, но для нее ты возлюбленный, а это значит…

– Хватит, не начинай все сначала. Я и без тебя знаю, до чего тяжело жить с угрызениями совести. Но скажу прямо, что с сожалениями не легче. Вот увидишь, я сумею с собой справиться. А тебя я выслушал и больше не желаю слушать.

Укрепившись в благих намерениях, Альдо спустился в холл, расплатился по счету, вызвал такси и поехал на вокзал. Поезд уходил в четверть третьего, он вполне мог позавтракать в «Континентале», но ему не хотелось идти в бар или ресторан из опасения встретить кого-нибудь из знакомых. Не хотелось отягощать себя еще какой-нибудь ложью. И он ограничился привокзальным буфетом, где взял порцию лазаньи, бокал «вальполичеллы» и кофе. Потом купил газету и отправился на перрон. Подождав немного, сел на поезд, который, сделав по дороге несколько остановок, доставил его в Венецию. В родной город он приехал в семь часов вечера и поздравил себя с тем, что не видит вокруг ни одного молодца в коричневой рубашке.