Мой мужчина - Линдсей Джоанна

Рыжая высказала все это небрежным тоном человека бывалого. Трудно сказать, что она при этом чувствовала, но Спенсер не так хорошо ее знал, чтобы понять, блеф это или правда.

Чад подумал, что в данном случае главное даже не в том, верит Спенсер или не верит. Единственная любовь, на которую он был способен, — это любовь к самому себе, и в том числе, конечно, к собственной шкуре. Даже самая ничтожная угроза ее целости и сохранности была для него достаточным основанием, чтобы пойти на попятную. Тем более что разорвать брачные узы не так уж сложно, было бы желание.

Чтобы оставить последнее слово за собой, Спенсер молчал по крайней мере пять минут.

— Черт с тобой, Рыжая! — сказал он наконец. — Давай поскорее с этим покончим. А вы, ребята, — он адресовал ее ковбоям злобный взгляд, — с сегодняшнего дня ищите себе другой салун. Посмотрим, как скоро вам спалит желудок пойло из «О'Малли»!

Глава 43

У Мэриан болело все тело, от макушки до пяток. Кэтлин предупреждала, что поездка в город станет последней каплей, но она не послушала и теперь пожинала плоды. Казалось странным, что после долгой скачки до фермы и потом, назад на ранчо, она чувствовала себя вполне сносно, но одно дело — ехать перекинутой через седло или впереди седока, и совсем другое — самой держать поводья.

Наилучшим выходом было бы провести в номере целый день, но голод в конце концов выгнал Мэриан наружу: Элла Мей осталась на ранчо (она тоже не умела ездить верхом, а фургон с собой не брали), так что некому было позаботиться об ужине. Гостиничная прислуга этим не занималась.

Девушка рассудила, что все к лучшему. Хотелось узнать, чем кончился визит Кэтлин в салун Спенсера. Она не зашла ввести Мэриан в курс дела, и это означало, что она либо еще не вернулась в гостиницу, либо решила поужинать одна, не желая беспокоить измученную племянницу.

Когда служанка наполняла ванну, девушка попросила ее выгладить одно из привезенных с собой платьев (первых, что попались под руку во время поспешных сборов). Платье было тускло-серое, расшитое мелкими белыми цветочками только у запястий и вдоль кромки подола. Нечего было и думать причесаться без помощи Эллы Мей. Мэриан удавался только тугой узел, с которым вроде бы было покончено. Она кое-как закрутила свою гриву на затылке, утешив себя мыслью, что идет не на свидание, а на ужин.

Осилить лестницу удалось не без труда — каждое движение отдавалось болью. К подножию Мэриан спустилась чуть более живо, хотя все еще очень скованно. Есть хотелось так, что не пугало даже общество совершенно незнакомых людей, но ужин в обществе Кэтлин был все же предпочтительнее ради новостей, которые та могла сообщить.

Мэриан повезло: Кэтлин действительно сидела в зале за ужином. К сожалению, не одна, а с Чадом. Этого Мэриан не ожидала и чуть было не бросилась наутек. Он, конечно, оплакивает несбывшиеся надежды. Так ему и надо!

Собрав все самообладание, она уселась на стул настолько грациозно, насколько позволяли ноющие мышцы. Упорно избегая взглядом Чада, она ощущала, что он, в свою очередь, беззастенчиво ее рассматривает. Мэриан решила держаться так, словно его нет.

— Ну что, тетя Кэтлин? Нашли вы беглецов?

— Конечно.

— Ну и?!

— Поженили.

— Правда? И они не возражали?

— Еще как возражали. Но пуля, знаешь ли, меняет настрой.

— Тебе пришлось в них стрелять?!!

Кэтлин засмеялась, Чад тоже, и вот это уже заставило Мэриан повернуться к нему. Определенно он не выглядел разочарованным. Скорее наоборот. Это казалось странным. Любой другой, лишившись Аманды, исстрадался бы. Почему же он не страдает? Или ему все равно, что она теперь в объятиях другого? Нет, не может быть! Просто Чад не из тех, кто выставляет напоказ свои чувства.

Как бы там ни вышло у них с Амандой, одно остается неизменным: он до сих пор не знает, что в то утро в стойле с ним была не она, а Мэриан. Аманда никак не могла прояснить этот вопрос. Зачем? Общее прошлое привязывает к ней Чада. Им можно при случае помыкать, а про себя злорадствовать над его заблуждением. Нет, Аманда не скажет.

Господи, что за глупость! Аманда теперь замужем. Где бы она ни обосновалась, это уже не будет ранчо Рыжей, а значит, она не станет больше отравлять ей жизнь. Теперь можно поступать как вздумается, не оглядываясь на сестру. Можно быть собой. Что за счастливый день! День освобождения. Обидно только, что радость омрачена другими, не столь приятными чувствами.