Сама себе враг - Холт Виктория

Мысль о предстоящей кончине Людовика огорчила меня. В конце концов он был моим братом, хотя чаще всего я думала о нем не как о родственнике, но как о короле Франции. И все же между нами существовала связь, и теперь я вспоминала наши детские игры и немногочисленные встречи, после того как Людовик навсегда покинул детскую.

Моя мать так уверенно говорила о его смерти… Как это, должно быть, страшно – предвидеть будущее!

«Власть! – подумала я. – Как страстно люди стремятся обрести ее! Однако мне она не нужна. Мне больше всего хотелось бы жить в покое в кругу семья, с любимым мужем и детьми. И, разумеется, в католической стране!»

– Возможно, мне следует поехать во Флоренцию, – сказала королева.

– О, дорогая матушка, это было бы чудесно, – ответила я. – Вы бы вновь оказались в кругу семьи.

– О, да. Я уверена, что Медичи обрадовались бы мне. Их всегда отличали сильные родственные чувства. Однако было бы немного странно снова оказаться во Флоренции, гулять на берегах Арно и жить в старом дворце. И в каком же качестве я должна туда вернуться? Королевы-изгнанницы, вынужденной покинуть Францию, ибо сын ее оказался слабовольным монархом и всю власть в стране передал в руки властолюбивого кардинала? О, нет, я не могу этого сделать.

Наши взгляды встретились, и я увидела в ее глазах страх. Мне стало жаль королеву-мать – одинокую пожилую женщину.

Но это был лишь краткий миг слабости. Королева сумела быстро справиться с собой.

– Во Флоренцию я вернуться не могу, – печально проговорила королева, – это было бы признанием собственного поражения.

Она снова была спокойна, пряча страх под маской уверенности и равнодушия.

– Итак, скоро я опять буду во Франции, сколько же дел мне предстоит!

За время пребывания в Англии моей матери дети привыкли и привязались к ней, и она решила заняться их воспитанием. Начала она, естественно, с Карла. Мой мальчик, как это ни странно, всегда засыпал в обнимку с одной любимой им деревянной игрушкой. Ему подарили ее шесть лет назад, и няня говорила мне, что ребенок никогда не ложится в постель без нее.

– Глупости, – сказала моя мать. – Негоже принцу Уэльскому спать с игрушками.

Она очень серьезно, как со взрослым, поговорила с ним и убедила отказаться от этой привычки. Карл осознал, что он – будущий король, и начал всем и каждому рассказывать о том, что государи не должны вести себя по-детски, даже если они еще мальчики.

Карл рос сметливым и даже хитрым ребенком. Особенно поразила всех нас история с лекарством, которое прописал ему его гувернер лорд Ньюкастл. Карл ни за что не желал пить его, и Ньюкастл вынужден был пожаловаться мне. Я отправила мальчику послание, где не только настаивала на приеме снадобья, но и уверяла, что приеду и сама заставлю Карла пить его. Еще я выражала надежду, что мой сын не разочарует меня.

На следующий же день лорд Ньюкастл привез мне письмо от принца.

«Дорогая матушка, – писал Карл своим детским почерком по линейкам, чтобы строчки не наползали друг на друга, – я не хочу принимать это лекарство, потому что мне от него становится хуже. Неужели Вы были бы довольны, если бы я серьезно заболел? Я каждый день катаюсь верхом и могу сам приехать к Вам.

Ваш сын Карл».

Я не могла удержаться от смеха и сказала лорду Ньюкастлу, чтобы он и впрямь не принуждал больше принца Уэльского пить снадобье.

Как же мне было не гордиться таким сыном?

Что касается Мэри, то моя мать жаловалась, что девочка привыкла слишком плотно завтракать. Она, мол, съедает много баранины с хлебом и целого холодного цыпленка и все это запивает элем. Неудивительно, что ребенок часто страдает расстройством желудка. От такого питания можно опасно заболеть!

Я велела давать Мэри поменьше еды, и она действительно почувствовала себя гораздо лучше.

Англичане не слишком жаловали мою мать, полагая, будто на ее содержание тратятся большие суммы денег и что она вмешивается в государственные дела. И они были правы. Да, моя матушка и впрямь привыкла жить на широкую ногу, но разве не так следует жить королеве?

Вскоре после ее приезда на южное побережье нашей страны обрушился страшный шторм, который принес жителям много бедствий. Английский народ, склонный к суевериям, начал роптать, ибо связал это несчастье с появлением в Лондоне еретички-француженки. Я очень волновалась, что моя мать расстроится, услышав об этом, однако она осталась совершенно безучастной ко всем этим сплетням и слухам. Впрочем, она всегда обращала внимание лишь на то, что казалось важным только ей самой. Я просто забыла эту ее черту.