Укротительница привидений - Медейрос Тереза

Нед расположился напротив Лотти и нервно постукивал по полу концом своей трости. Поймав взгляд Лотти, он перестал стучать и сказал:

– Послушай, еще не поздно уйти отсюда. Ты уверена. что нам лучше остаться?

– Да, – кивнула головой Лотти.

– А ты понимаешь, что Хайден придушит меня за то, что я позволил тебе прийти сюда? Если, конечно, Стерлинг не успеет опередить его.

– Мне кажется, что риск оправдан, – твердо ответила Лотти.

Они оба выпрямились в креслах, когда дверь открылась и к ним вышел сутулый лысеющий человечек с рукописью в руках. На нем был давно вышедший из моды сюртук, мятый галстук и давно не глаженные полосатые брюки. Лотти посмотрела на испачканные чернилами пальцы человечка и сразу же прониклась к нему симпатией. Это был свой человек.

Вошедший уселся за стол, положил на него рукопись, снял очки и потер пальцами покрасневшие глаза.

– Ну, что скажете, мистер Били? – спросила Лотти. – Неужели все так плохо?

Издатель нацепил на нос очки и негромко заговорил:

– Моя дорогая леди, должен вам сказать, что наше издательство печатает несколько… иную продукцию. Наш читатель привык к более… как бы это сказать, – он потер подбородок, – …развлекательной литературе.

– Прошу прощения за то, что мы отняли у вас столько времени, сэр, – сказал Нед, вставая. – Надеюсь, вы…

Лотти посмотрела на Неда и негромко кашлянула. Тот вздохнул и опустился назад в кресло.

– Как давнишняя читательница, я хорошо знакома с литературой, которую вы обычно выпускаете, – произнесла Лотти, наклоняясь вперед. – Но в сложившихся обстоятельствах я полагаю, что мы можем хотя бы обсудить мою рукопись. По крайней мере, вы должны согласиться, что издание этого романа может сделать вам неплохую рекламу.

– Да, но какой ценой? Вы же понимаете, какую славу писателю принесет эта публикация. Хотя, если вы желаете выпустить роман под псевдонимом…

– Нет, – твердо заявила Лотти. – Напротив, я хочу, чтобы мое имя обязательно стояло на обложке.

– Положа руку на сердце, скажу, что не вижу возможности сделать это.

– Прошу, не отказывайтесь столь поспешно, – сказала Лотти, пряча под улыбкой свое разочарование. – Я понимаю, что мой роман недостаточно хорош для высоких стандартов, принятых у вас в издательстве но, если вы сделаете свои замечания, его можно отредактировать, подчистить…

Она замолчала, потому что издатель посмотрел на нее с нескрываемым удивлением.

– Вы не поняли меня, миледи, – сказал мистер Били, кладя руку на рукопись. – Это один из самых глубоких психологических романов, которые мне доводилось когда-либо прочитать. Я уверен, что он вызовет слезы даже у самых толстокожих читателей. Я не имел ввиду что ваш роман недостаточно хорош для нашего издательства. Он, напротив, слишком хорош. Он заслуживает того, чтобы быть изданным в более престижном издательстве, чем наша «Минерва».

Лотти раскрыла от удивления рот и почувствовала, что закружилась голова. На глазах выступили слезы, но она заметила их только тогда, когда Нед протянул ей свой платок.

– Но мне хотелось, чтобы этот роман вышел именно в вашем издательстве, – сказала она, не сводя глаз с испачканных чернилами пальцев мистера Били. – Скажите, вы согласны опубликовать его?

Мистер Били широко улыбнулся и ответил, кивая головой:

– Наше издательство почтет это за большую честь.

– Ты слышал, Нед? – воскликнула Лотти, оборачиваясь к своему другу и улыбаясь ему сквозь слезы. – Мой роман издадут, а сама я теперь стану знаменитой!

20

Над Оукли-Мэнор завывал осенний ветер. Он свистел над пустошами, жалобно стонал в каминных трубах, бился в окна. Он срывал последние листья с деревьев, мрачно тянувших к небу свои обнаженные черные ветви. Он яростно носился над морем, и казалось, что короткое лето ушло навсегда, навсегда…

Некоторые слуги клялись, что если выйти из дома и хорошенько прислушаться, то можно услышать дальний жалобный звон склянок с кораблей, затонувших у этого гибельного побережья десятки и сотни лет назад. Другие шептали, что точно такой же ветер неиствовал в ту ночь, когда первая жена маркиза сорвалась в пучину с высокой скалы, и теперь в эту пору с моря доносится ее предсмертный крик.

Все слуги вновь стали с наступлением темноты прятаться в своих комнатах, запираясь на все замки и засовы. Нет, теперь они боялись уже не привидения прячущегося в темных переходах, а самого хозяина. Это он, просидев весь день взаперти в своем кабинете , бродил ночами по темным пустынным коридорам огромного дома.