Я люблю другого - Картленд Барбара

Девушка взглянула на Илейн с места Саймона и поняла, что тот очень правильно разместил модель.

Илейн виднелась почти анфас в центре зеркала, а в боковых створках возникало ее профильное отражение.

– Не слишком ли она у тебя сутулится? – осведомилась Фенела.

– Я так и хотел, – пояснил отец. – И знаешь что? Спусти-ка у нее с левого плеча бретельку!

Фенела прошла через комнату, но почему-то по мере приближения к Илейн ей становилось все противнее прикасаться к этой женщине. Девушка не отдавала себе отчета, отчего это, но, выполняя распоряжение отца, испытала внезапную дрожь гадливости, когда ощутила под пальцами прохладную белую плоть.

И, покидая мастерскую, она еще подумала, что постановка может показаться несколько небрежной, однако уж кому-кому, а Фенеле-то было прекрасно известно, что у Саймона были свои мотивы скомпоновать картину именно так, а не иначе. Он всегда выбирал для своих картин скорее сюжетную, чем чисто портретную композицию.

Фенела все еще тревожно обдумывала свое плачевное финансовое положение, когда в парадную дверь опять позвонили. Она торопливо пошла открывать.

На крыльце стоял симпатичный молодой человек лет двадцати пяти. Фенела сразу же узнала его: сэр Николас Коулби, их ближайший сосед из Уэтер-би-Корт.

– Простите за беспокойство, – сказал сэр Николас, – но майор Рэнсом находится здесь?

В речи его проскальзывало легкое заикание, а в руках его Фенела заметила трость: впервые за два года сэр Николас передвигался без костылей, самостоятельно.

Он был ранен в битве за Британию, и по всей стране заказывались молебны за его выздоровление. Ему вообще удалось поправиться, пожалуй, только благодаря молодости и потрясающим достижениям в области медицины со времен последней войны.

Юноша был очень бледен, под глазами залегли темные круги, но тем не менее он разительно отличался от той жалкой человекоподобной развалины, какую (после шестимесячного лечения в госпитале) доставила домой карета «Скорой помощи».

– К сожалению, сейчас майора Рэнсома нет…

Раньше Фенеле ни разу не доводилось лично беседовать с сэром Николасом Коулби, и сейчас она обратила внимание на его низкий голос и по-мальчишески смущенную манеру говорить, как будто ему очень неловко, что приходится беспокоить людей в чужом доме.

«Должно быть, это далось ему с трудом, – подумала она, – особенно если учесть, какого мнения о нас его матушка…»

– Но мне в лагере сказали, что я смогу застать его у вас, – настаивал сэр Николас.

– Да, он заходил перед ленчем, – ответила Фенела, – и собирался ненадолго вернуться к обеду. Боюсь, больше мне о его планах ничего не известно.

Сэр Николас стоял в нерешительности.

– Но мне крайне важно увидеться с ним, – после минутного замешательства выдавил он из себя. – Скажите, будет удобно, если я загляну на пару минут после обеда? Я бы позвонил, но что-то случилось с нашим телефоном; наверное, из-за вчерашней бури, в общем, он сломался.

– Будет совершенно нормально, если вы зайдете попозже, – пригласила Фенела.

– Большое спасибо.

Юноша приподнял шляпу, развернулся, прихрамывая, спустился по ступенькам к стоящему внизу автомобилю и с трудом забрался в него.

С опасливой осторожностью разместившись в конце концов на сиденье водителя, он поднял глаза, посмотрел на Фенелу, все еще стоящую на пороге, приподнял еще раз шляпу, прежде чем тронуться с места.

«А он очень даже мил, – подумала Фенела, возвращаясь в дом. – Интересно, знает ли об этом визите его мамаша? Вот уж, верно, не обрадуется!»

Ни для кого не секрет, что леди Коулби держала своего сына, впрочем, как и всех без исключения домашних, в ежовых рукавицах.

И раз уж она заклеймила семейство Прентис званием аморального и непорядочного, то теперь мало кто мог отважиться нарушить ее проклятие и знаться с ними.

Даже простые крестьяне старались подражать влиятельной леди. Фенела знала, что когда в лавках Криперса с ней обращались небрежно (если не откровенно грубо), то это лишь из-за резких заявлений леди Коулби, не стеснявшейся открыто выражать свою неприязнь и недоверие к обитателям Фор-Гейблз.

Глава вторая

Весь день после обеда Рекс Рэнсом не мог отделаться от навязчивых мыслей, снова и снова упорно возвращавших его к семье Прентиса, и к Фенеле в особенности.

Ему пришлось проехать почти двадцать миль до своего подразделения, расположившегося в соседнем графстве, и все это время по дороге туда и обратно перед мысленным взором майора стояло милое маленькое личико с большими темными глазами.