Мера любви - Бенцони Жюльетта

Он добрался до верха и сдвинул крышку люка.

Тошнотворный запах усилился.

– Господи! – присвистнул Жосс, просунув в отверстие голову и оглядевшись.

Люк открывался в углу караульной комнаты замка. При бледном утреннем свете предстала картина: около десятка почерневших трупов лежали посреди остатков пищи, на которые из огромной бочки пролилось вино.

Здесь вперемешку лежали полуголые мужчины и совершенно обнаженные женщины. Смерть настигла их в разгар пира. Смрад был бы невыносимым, если бы тело мужчины, упавшего на пороге двери, не оставило ее открытой.

С тревогой Жосс посмотрел на двух женщин, ожидавших его внизу на лестнице.

Плотнее надвигая повязку на лицо, он сказал Саре:

– Давайте мне пузырек с уксусом и минуту подождите меня внизу. Я открою окна и освобожу проход во двор.

Сара дала ему то, что он просил, добавив еще горсть ягод можжевельника, посоветовав ему пожевать их.

Жосс исчез, для пущей уверенности прикрыв за собой люк, несмотря на возражения Катрин, Сара с трудом удержала ее.

– Если он сказал оставаться здесь, надо слушаться! Если ты упадешь в обморок посреди ужаса, который я могу себе лишь представить, это ни к чему не приведет.

Они довольно долго ждали, слишком долго, как считала Катрин, приготовившаяся уже было подняться, но люк наконец снова открылся.

– Давайте мне руку, – сказал Жосс, – и идите прямо за мной до двери и старайтесь не глядеть по сторонам. – Он уже успел кое-что сделать. Железными крюками он вытащил наружу трупы, сложил их под деревянный сарай и, набросав сверху хворост, поджег их.

Зал по-прежнему был похож на преисподнюю. Но женщины благодаря уксусу и можжевельнику смогли пройти через него и не упасть в обморок. Вслед за Жоссом они выскочили на свежий воздух и жадно вдохнули его. Тут Катрин боязливо посмотрела на нагромождение тел, едва прикрытых хворостом.

– Арно? – выдохнула она. – Вы его видели?

Жосс отрицательно покачал головой, открыл рот, чтобы что-то сказать, но Катрин уже неслась к лестнице, ведущей в большой зал и в комнаты хозяев замка. Сара последовала за ней, а Жосс продолжил свою страшную работу. Он разжег костер и отправился в склады замка на поиски хлорки, которую он хотел рассыпать по всему караульному залу.

К несчастью, это было не все. В большом зале, где пировали более важные персоны, были другие трупы. Охваченная ужасом, Катрин заставила себя рассмотреть всех умерших. Из восьми мужчин было трое темнокожих, наверняка это были посланники из Арагона. На полу лежали трупы двух молодых женщин. Вдруг среди этого кошмара раздался голос Сары:

– Катрин! Посмотри! Одна из них еще жива.

Действительно, свернувшись калачиком у большого камина и широко раскрыв глаза, сидела темнокожая тринадцати– или четырнадцатилетняя девушка. Она была прикрыта лишь волосами и дрожала как лист. Она не сопротивлялась, когда Сара вытащила ее из укрытия. Это была явно мавританка. Она была слишком напугана, чтобы отвечать на простые вопросы, которые ей задавала Катрин. Она подняла руку и показала на одну из башен, как раз на ту, где были комнаты сеньора де Монсальви. На этот раз, когда Катрин хотела броситься туда, Сара удержала ее.

– Оставайся с ней! Ты и так достаточно насмотрелась! Я сейчас приду.

Сама не понимая почему, Катрин повиновалась. Может быть, потому, что она оцепенела от ужаса перед этой страшной смертью, выставленной перед ней напоказ. Катрин взяла девочку за руку, чтобы помочь ей сесть, заметила чистое платье, лежащее на скамье, взяла его, чтобы прикрыть ее наготу. В ту же минуту появилась Сара.

– Иди! – сказала она. – Он заражен, но еще жив. Должна тебя предупредить, кружевница тоже там, но она мертва!

И действительно, первое, что Катрин увидела, входя в комнату своего супруга, – это тело Азалаис. Совершенно голая, с вздувшимся бубоном в правом паху и верхней губой, обнажившей страдальческий оскал, она покоилась в массе своих черных волос поперек ступенек, ведущих к господской постели, на которой без сознания лежал Арно.

Катрин бросилась к нему. Сердце разрывалось в ее груди, а глаза наполнились слезами. Сначала она не узнала его, так как к ней была повернута щека, изуродованная шрамом, протянувшимся от уголка глаза до рта. Арно повернул голову, и рубец исчез из виду.

Одетый лишь в черные носки и расстегнутую рубашку, мокрую от пота, Арно лежал, скрестив руки на груди.

Он прерывисто дышал, время от времени покашливая, и дрожал от лихорадки.