Мадонна Семи Холмов - Холт Виктория

– А я не думаю, что ты можешь хоть чем-то мне помешать.

Она повернулась к нему, в ее синих глазах горело желание. Когда он так гневался, он был для нее куда желаннее, чем когда проявлял свою к ней любовь.

– Что ж, Санча, ты еще узнаешь. Подожди.

– А я не очень-то склонна к ожиданию.

– Ты – блудница, я знаю, и самая презренная блудница в Риме. Жена одного брата, любовница двух других. Неужели ты не знаешь, что весь город говорит о твоем поведении?

– И о твоем, дорогой братец, и о Джованни, и о святом отце… И даже о Лукреции.

– Лукреция ни в чем не повинна, – резко возразил он.

– Да неужели?

Чезаре подскочил к ней и отвесил пощечину, она в ответ вцепилась зубами ему в руку. Кровь брызнула на ее покрасневшую от удара щеку.

И вид крови привел его в совершенное безумство. Глаза его загорелись, он схватил ее за руки, и она закричала от боли.

– Не думай, что ты можешь обращаться со мной так же, как с другими!

– Чезаре, мне больно!

– Как приятно слышать! Именно к этому я и стремлюсь. И снова в руку его впились острые зубки, он был вынужден отпустить ее, и тут она бросилась царапать ему лицо. Оба были возбуждены битвой, он снова пытался овладеть ее руками, но она не далась, схватила его за ухо и принялась выкручивать.

Они катались по полу, и, как это бывает с такими людьми, ярость и желание слились у них воедино.

Она сопротивлялась – не потому, что хотела сопротивляться, а потому, что желала продлить бой. Он называл ее незаконнорожденной, проституткой – любым именем, которое, как он знал, может оскорбить ее. Она не оставалась в долгу. А разве он сам не бастард?

– Грубиян! Кардинал! – ругалась она.

Она лежала на полу, тяжело дыша, в глазах ее сверкало дикое пламя, одежда была разорвана, и она продолжала бросать в него оскорбления:

– Весь Рим знает, как ты завидуешь своему брату! Ты… Кардинал! Ненавижу Его Святейшество! Ненавижу тебя, кардинал Борджа!

Он снова набросился на нее, она отбрыкивалась, он сыпал ругательствами, и вдруг наступила тишина… Потом она рассмеялась, встала, подошла поглядеться в отполированное металлическое зеркало.

– Мы с тобой похожи на двух оборванцев с Корсо, – сказала она. – Как мне прикрыть эти синяки и ссадины, которые ты мне наставил, ты, грубиян? Ах, но и я тебя хорошенько разукрасила. Игра стоила того, не так ли? Я начинаю думать, что на полу так же хорошо, как и в постели.

Он с ненавистью смотрел на нее. Но ей нравился такой взгляд. Это куда больше возбуждает!

– Теперь тебе будет с кем сравнивать моего брата, – заметил он.

– Это почему же?

– Потому что ты знаешь, что я человек темпераментный.

– Обожаю твой темперамент, Чезаре. И ты не можешь отказать мне в удовольствии возбуждать его.

– Значит, ты не бросишь моего брата? Она, казалось, размышляла.

– Но мы с ним доставляем друг другу столько удовольствий, – наконец, произнесла она в надежде вновь его разгорячить.

Однако он стал вдруг очень спокойным.

– Если ты предпочитаешь того, над кем потешается вся Италия, – что ж, продолжай.

И он вышел, оставив ее в глубоком разочаровании.

Папа с беспокойством наблюдал за растущей враждой между братьями.

Маленький Гоффредо был в растерянности: поначалу его радовало то, что оба его старших брата находили его жену такой привлекательной, но когда он понял, что его красавица-жена стала причиной столь острого раздора, заволновался.

Джованни не отходил от Санчи. Ему нравилось в открытую скакать рядом с нею по улицам Рима, он старался, чтобы слухи о них не миновали ушей Чезаре.

И вдруг Чезаре потерял к Санче всяческий интерес.

Отец послал за ним: Александр обнаружил, что с большей охотой обсуждает важные политические вопросы с Чезаре, чем со своим любимчиком Джованни.

– Дорогой сынок, – начал Александр, обнимая и целуя Чезаре, – я хотел бы обсудить с тобой некоторые проблемы.

И, к радости Папы, он увидел, что при этих словах лицо Чезаре разгладилось.

– Это касается мужа Лукреции, Сфорца…

Губы Чезаре презрительно скривились, и Александр заметил:

– Кажется, твое мнение об этом человеке совпадает с моим.

– Я глубоко опечален тем, – ответил Чезаре, – что моя сестра вынуждена коротать свои дни в этом городишке, вдали от нас… Его Святейшество посылает этому олуху приказы, которые он смеет игнорировать! Да Лукрецию давно пора избавить от этого болвана!

– Именно потому я тебя и пригласил. Но, Чезаре, запомни: наш разговор – секрет.