Прелюдия к счастью - Ловелл Марша

Она не ответила, но, повернувшись, бросила взгляд на дом, который впервые покидала на такой долгий срок.

Эшли не любила летать. Однажды, когда ей было двенадцать лет они вчетвером, всей семьей, полетели в Нью-Йорк на уикенд. Едва самолет оторвался от земли и Эшли выглянула в иллюминатор, как ее вырвало. На протяжении всего полета, продолжавшегося, по счастью, относительно недолго, она просидела в кресле, закрыв глаза и стараясь не думать о том, что между ней и землей несколько тысяч ярдов. Ее свели вниз по трапу, усадили в такси и отвезли в отель, где Эшли и пролежала до вечера.

С тех пор прошло немало лет, и Эшли надеялась, что ее подростковая фобия благополучно осталась в прошлом. Тем не менее, когда она и Росс заняли свои места в салоне «боинга», она отказалась от предложенных стюардессой газет и журналов, покачала головой, когда Росс спросил, не хочется ли ей перекусить или выпить, и, сославшись на усталость, закрыла глаза и притворилась спящей.

Она не знала, сколько времени просидела с закрытыми глазами, но, когда Росс осторожно тронул ее за руку и прошептал что-то, наклонившись к уху, уже наступил вечер. Небо разделилось на две части: слева оно еще оставалось голубым, а справа уже обрело цвет индиго.

— Сколько времени?

— Вы проспали пять часов, — ответил Росс.

— Не может быть! — не поверила Эшли, которой казалось, что прошло не более получаса.

— Посмотрите на часы. Вон те, справа, показывают римское время, а те, что слева, Нью-Йоркское.

Самолет тряхнуло, и Эшли зажмурилась. В животе возникло и моментально поднялось к горлу неприятное ощущение тошноты, вслед за которым накатила паника. Она сглотнула слюну.

Заметив, как побледнела Эшли, Росс положил руку на ее похолодевшие пальцы.

— Все будет в порядке. Я летаю по несколько раз в месяц и, как видите, до сих пор жив и здоров. «Боинг» не тот самолет…

Эшли слушала его спокойный, уверенный голос, но не понимала слов, думая лишь о том, там, внизу, бушуют волны Атлантического океана.

— Вы в порядке?

— Да… да, — прошептала она. — Извините.

— Вам абсолютно не за что извиняться. Хотите встать?

— Пожалуй, нет. Пока нет.

— Перекусить?

— Нет!

— Выпить чего-нибудь?

— Ммм…

— Я бы не советовал пить кофе или газированную воду. Как насчет чаю?

— Да, наверное.

Ей действительно стало легче после бутерброда с сыром и стакана горячего ароматного чаю.

— Нам еще долго лететь, так что вам обязательно нужно подкрепиться, — сказал Росс.

— Не уверена, что это пойдет мне на пользу, — слабо возразила Эшли.

— А я уверен. Вы слишком худы, — безапелляционно заявил он, а когда она попыталась возразить, твердо добавил:

— Не уверяйте меня в обратном, потому что я видел вас без одежды.

Наблюдая, как ее бледные щеки заливает краска, Росс подумал о том, что в наше время женщина, способная краснеть, большая редкость.

Другая на месте Эшли не нашла бы ничего предосудительного в том, чтобы раздеться прямо здесь, в салоне, если бы ей за это заплатили.

Он усмехнулся, и Эшли тут же бросила на него сердитый взгляд, истолковав смешок по-своему.

— Нет-нет, — поспешил оправдаться Росс, — я не увидел ничего смешного. Наоборот…

— Наоборот?

— То есть я хотел сказать, что вам нечего стесняться или стыдиться. Не каждая женщина может похвастать таким телом.

— Я не собираюсь хвастать своим телом!

— Извините. Мне не стоило затевать этот разговор. Так получилось.

— Неужели?

— Даю слово. Мир?

Эшли посмотрела на него из-под неимоверно длинных ресниц и с улыбкой кивнула.

— Мир.

Тронутый красотой улыбки своей соседки, Росс вдруг наклонился и поцеловал Эшли в щеку.

На мгновение сердце остановилось у нее в груди, но тут же опомнилось и застучало вдвое быстрее прежнего.

— Зачем вы это сделали? — спросила Эшли и с трудом узнала свой внезапно севший, хриплый и дрожащий голос.

— Зачем? Что зачем? — Росс попытался изобразить святую невинность, но маска недоумения треснула, по губам скользнула ухмылка, а в глазах запрыгали веселые огоньки. — Не знаю. Мне это показалось вполне уместным. Ведь подписание мира часто скрепляют поцелуем. Как насчет легкого обеда?

Переход от одной темы к другой давался Россу без малейшего усилия, как будто в его голове передвигался некий рычажок, переводивший мозг в другой режим работы.